— Что за чушь, — раздражённо отмахнулась графиня. — Я спрашивала о том, как стать бессмертной.
— Поверь, я догадался, — усмехнулся я. — Имеет право старик немного поведать о своей жизни благодарному слушателю? Впрочем, как я вижу, благодарности тут не дождаться. Что ж, если ты хочешь узнать, как тебе обрести бессмертие, то ты спрашиваешь не того парня. Мой ответ — понятия не имею.
— Пыточная готова и ждёт, — напомнила женщина. — Скажи, как ты стал бессмертным, и я поступлю также.
— Не выйдет, — покачал головой я. — У тебя нет для этого под рукой пары вещей. Как только раздобудешь магический артефакт, способный одарить волшебными силами всех до единого жителей огромной Империи, безумного Императора и осколок Чёрной Скалы, свистни, и я тут же расскажу, в каком порядке их нужно совместить. Впрочем, Император подойдёт любой, свести с ума его можно в процессе.
— Ты насмехаешься надо мной, — заподозрила графиня.
— Догадалась, — радостно щёлкнул пальцами я. — Выдайте ей медаль за сообразительность. Хотя, несмотря на насмешку, я сказал чистую правду. Я не знаю, как тебе обрести вечную жизнь. Я стал бессмертным в тот момент, когда погибло Сердце Империи, вместе с Императором и самой Империей. И клянусь, я это не нарочно. Я предпочёл бы иную судьбу.
— Например? — уточнила графиня.
— Споткнуться на лестнице и сломать себе шею за день до того, — пожал плечами я. — Да что угодно! Хотя бы, упокоиться под развалинами дворца и не видеть результатов того, что натворил! Я погубил Империю! Обрёк на смерть сотни тысяч людей! И из-за чего, только подумать! — я замолчал. Нет, этого я не скажу. Некоторые тайны не выдают никогда, и ни при каких обстоятельствах. — Ты хоть знаешь, что это была за Империя? Да вам такого и не снилось! Голод, нищета, болезни? Мы не знали таких слов, и поверь, вовсе не по причине бедности лексикона! — я вскочил со стула и заметался по комнате, яростно жестикулируя. Стражники смотрели на меня вытаращенными глазами, держа руки на рукоятях мечей, но остановить не пытались. — Каждый портной или сапожник владел большей магической силой, чем любой из ныне живущих магов! Да какие нынче маги, так, одно название! Это был век изобилия, процветания и просвещения! Пока один придурок не пришёл и всё не испортил, причём даже не со зла, а по глупости! Да будь он проклят во веки веков! — я остановился, и устало опёрся о спинку стула. — Ах да, он, то есть я, и был проклят. Проклят бессмертием. Но об этом я уже рассказывал несколько минут назад. Ты всё ещё думаешь, что можешь повторить мою судьбу и хочешь этого? Если да — я всё равно не знаю как.
— Я верю тебе, — медленно, с запинкой произнесла графиня.
Похоже, моя речь произвела на неё впечатление. Ну ещё бы, не мог же такой спектакль пропасть даром! Это было бы уже совсем свинством. Всё, бросаю грязную работу наёмника, пойду в артисты. Конечно, каждое сказанное мной слово — правда. Но этот пафос, эта экспрессия, вся эта горечь и отчаяние… Угрызения совести длиной в три тысячи лет? Простите, но это невозможно. Есть только два варианта — сойти с ума и поселиться отшельником в горной пещере, питаясь мёдом и акридами или же смириться и продолжать жить. Я выбрал второй вариант. Три тысячи лет — слишком долгий срок, чтобы всё это время биться головой об стену, причитая от раскаяния, ни одна стена не выдержит такого обращения.
— Что с твоей левой рукой? — наконец задала долгожданный вопрос ведьма.
Я молча стянул перчатку. С хрустом сжал и разжал кулак из чёрного блестящего камня. Тот самый пресловутый кусок Чёрной Скалы, навсегда ставший частью меня и по странной прихоти судьбы, природы или магии одаривший меня бессмертием.
— Вот он, источник вечной жизни, — признал я, протянув руку к горлу женщины. Чёрную Руку, как в детских страшилках. — Моя рука всё ещё где-то там, под этим камнем. Он расплавился и врос в плоть. Это больно. О, ты не представляешь, как это больно! И она всё ещё болит, точно так же, как в первые секунды. Постоянно, непрерывно, на протяжении трёх тысячелетий. А ты хотела напугать меня пытками, дорогуша.
Я не стал уточнять, что за три тысячи лет можно привыкнуть ко всему, даже к нестерпимой обжигающей боли.