Он уже прикасался к её плечам, и всё так же, неотрывно смотрел в её серо-зелённые глаза, которые сегодня были необычайно грустными, но всё такими же прекрасными. Самыми красивыми. Он продолжал мечтать приблизиться к ним… чтоб утонуть. Тома надрывалась душой, из-за того, что ничего не видит, кроме его глаз. И лишь необъяснимое пленяющее тепло его тела, согревало даже мысли. Которые слишком быстро мелькали, чтоб их понять.
Одно было важно – Он пришел.
«Только зачем?
Нет, зачем, понятно. Процесс неплох, даже очень. Но последствия… Зачем они? Ведь их не избежать».
- Дима, уходи, - прошептала Тома.
А в ответ тишина. И только чувство, что расстояние до пропасти неумолимо сокращается. Когда их губы соединились, и Дима с Томой оказались в объятья друг друга, всё стало не важно. Только жажда росла, а напиться поцелуем, они уже не могли. Им нужно было всё. И сразу. Сегодня! Сейчас!
Пока волшебство момента не разрушили сомнения.
Пока соблазн познать друг друга затмевает все доводы рассудка.
Дима подхватил Тому на руки и отнёс в комнату, чтобы там уложить на постель и позволить себе всё. Помочь Томе позволить всего себя.
Трещала ткань его одежды. Её халат ещё несколько секунд назад был скинут на пол. И только к телу Томы Дима отнёсся, как к величайшей и хрупкой ценности. Он прижимал её к себе. Вдыхал её запах. Упивался им.
Своими сильными огрубевшими от тяжёлой физической работы руками он нежно касался её тела. Неопытности не было в его движениях. Он знал, что ему делать. Что делать, чтобы Тома, растворяясь в его объятьях, забылась. И впустила его. Всего без остатка. Всего без сомнений.
Как в пьяном угаре, тело её сейчас жило самостоятельной, короткой, но такой счастливой жизнью. Где разуму строго-настрого было запрещено издавать даже писк. И разум молчал. А тело пело.
***
На утро Тома проснулась в невероятно прекрасном настроении. И лишь когда события ночи воспоминаниями врезались в сознание, она накрыла лицо руками и надрывно застонала:
- Ой, какая же я дура!
На момент пробуждения Димы не было рядом в постели.
«Ушёл? Конечно.
Ночь прошла, а значит всё. Всё с ней ушло. Только воспоминания и стыд остались.
Повелась на красивое молодое тело? Теперь вычерпывай из дырявой лодки здравомыслия всю горечь своего безрассудного поступка. Вычерпывай и не смей винить парня. Он-то здесь совершенно не причём. Его понять можно. Он всего лишь потребитель. Позволила взять? Он и взял. Могла бы доходчиво объяснить, что не желаешь этого. Но нет! Вот теперь и думай о себе, что хочешь!»
Из самоедства её вырвал голос Димы:
- Напрасно ты так говоришь, - он стоял в дверях и держал в руках две чашки свежесваренного кофе.
Увидев его, Тома сжалась и натянула на свои плечи одеяло. Быть обнаженной, даже на такую незначительную часть своего тела, она сейчас ужасно стеснялась. Стыд безраздельно хозяйничал в мыслях. А вернувшийся разум, издеваясь, подкидывал всё новые и новые претензии к самой себе.
Дима подошел к постели, присел на край и протянул Томе кофе.
- Я тебя считаю, прекрасной, умной женщиной. Более того, тебе запрещаю плохо думать о себе.
Тома изумлённо на него продолжала смотреть, но кофе не принимала. Боялась, потянувшись за чашкой, обнажить себя. А Дима её совершенно не стеснялся. На нём были джинсы. Майку свою он, как всегда, не спешил одеть. И босиком. Тома это заметила и хотела обратить его внимание, что в прихожей есть тапочки для гостей и среди них, конечно же, можно отыскать подходящие даже для него, 45-го размера. Но пресекая видимую заботу о нём, она промолчала.
- Доброе утро, Тома.
И вновь этот нежный взгляд бездонных карих глаз.
- Доброе… Ты почему…
Её взгляд скользнул по мужской груди, на которой красовался, как орден, её ночной укус. А через плечо легли параллельные царапины от её ногтей.
- Кофе возьми, - поняв направление её взгляда, Дима улыбнулся и ещё раз предложил кофе.
На этот раз Тома высунула руку из-под одеяла и взяла чашечку. Её рука до самого плеча оголилась. Но Дима не смотрел на открывшуюся часть её тела. Он пил кофе, и смотрел Томе в глаза.
- Ты жалеешь? – вполне серьёзно поинтересовался он.
Она не знала, что ответить. Поскольку истина и для неё была под вопросом.
Хотя… всё же, жалеет. Но только себя. И ещё знает точно, что если бы её каким-то чудом вернули в тот самый момент, когда она вчера услышала трель дверного звонка, оповещающего о прибытии гостя, она бы точно так же кинулась к двери и открыла её. Чтобы Дима опять оказался перед ней с букетом тюльпанов. И опять её попросил забыть все свои сомнения. И она бы опять их забыла.
Тома сделала глоток кофе, но так ничего и не ответила. А Дима продолжал на неё смотреть. Не выдержав этот божественный взгляд, она отставила чашечку на прикроватную тумбочку, на которой стоял светильник. И стала укутываться в одеяло. Его чашка с кофе, тут же встала рядом с её. Тома, молча, продолжала смотреть на собственное одеяло.
Но внезапно Дима поднялся с кровати, и её встревоженный взгляд переместился на его лицо.
«Он уйдёт!»
И в этом был, и страх, и отчаянный крик души.
Но вместо того чтобы уйти, Дима потянулся к молнии на брюках. Быстро расстегнул её. И снял с себя всё. Чтобы стоять перед Томой и не стесняться своего тела. Своих желаний.
- Томочка, впустишь к себе?
Она в душе взвыла и сжалась от воспоминаний прошедшей ласковой ночи с ним. Конечно, хотелось повторения. Хотелось до безумия! Повторения и продолжения. И тем ни менее она опять молчала. И даже не шевелилась. Тогда Дима сам принял решение за неё. Нагнувшись, он потянул одеяло и, приоткрыв Тому, нырнул к ней. Чтобы уже там, прижавшись к её желанному и такому отзывчивому телу, взять всю инициативу в свои руки. В свои большие тёплые руки.
Его ласка и в этот раз разрушила сомнения, и Тома вновь стала жадно принимать его страсть. Выплёскивая свою. Кусая и царапая его. Чтобы он был ещё ближе к ней. Чтобы своим натиском вырвал из неё все комплексы по отношению к их отношениям.
«Ведь это отношения?»
Она быстро растворялась в нём. И очень быстро привыкала к его присутствию в своей постели, в своих желаниях.
Привыкая и нуждаясь в нём… Это было страшно. Потому что его терять не хотелось. Он подрывал одним своим существованием, зарок себе не строить планы типа «и жили они долго и счастливо». А с ним хотелось забыться навсегда!
Только позволят ли обстоятельства прожить эту счастливую жизнь?
И захочет ли он сам быть с Томой так долго?
Зачем ему всё это?
В этот раз разум не позволял забыться до конца. А может просто утреннее солнце, освещая комнату, мешало. И тогда Тома зажмурила глаза и прижалась к Диме. Прячась в его объятьях от собственных мыслей.
***
- Тома, ты сегодня работаешь, как обычно, до девяти вечера? – спросил Дима, нежно поглаживая её плечо.
- Да. А зачем ты спрашиваешь?
Она хотела встать с постели, но Дима её не пустил. Прижал к себе и поцеловал в шею.
- У тебя кран на кухне капает. А в коридоре розетка вываливается. Я вечером приду и всё исправлю.
- Исправить всё, уже невозможно. Мы слишком увлеклись.
- Ты возможно. Но не я. Я никогда не увлекаюсь.
- Ах, да! Я забыла. Ты же не пробиваем на чувства, - Тома дёрнулась, но так и осталась в его объятьях.
- Тома, я не увлекаюсь. Я в отношениях серьёзен. И к тебе серьёзен. Тихо, тихо, не вырывайся, – и опять он её удержал. – Ты мне ребёнка родишь?
Теперь она не вырывалась даже шутки ради. Затихла и задумалась, не показалось ли ей.
- Родишь? – повторил Дима и приподнялся над Томой.
Не показалось. И от этого стало ещё больней.
- Дима… ты… понимаешь, что говоришь?
- Я, да. А ты?
- Нет, - призналась она и закусила свою губу.
Хотя хотелось укусить себя за запястье до кровавого следа, как в детстве. Чтоб остался след надолго, как видимая проекция душевной боли.