Джек открылся миру до такой степени, что стал способен на любовь. Он просто потерял голову от любви. Он влюбился в Нэн, потому что, как признавался сам Джек, «она в тот вечер оказалась самой красивой в комнате».
Семья девушки совершенно не походила на семью Джека. Нэн тоже была еврейкой, но происходила из счастливой семьи среднего класса. Профилирующим предметом в колледже у Нэн был английский язык, а вторым — актерское мастерство. Джек нашел то, что искал. Нэн не стремилась сделать карьеру. Больше всего она мечтала о создании крепкой семьи, где всем было бы уютно. Она считала, что Джек умнее ее. Кроме того, ей удалось разглядеть ранимость под показным образом лихого хоккеиста, неуверенность под маской весельчака и души вечеринок.
Она всячески жалела Джека, как отбившуюся от стада овцу, и пыталась любовью вернуть ему душевное здоровье. Он и сам не понял, как открылся Нэн. Он рассказал ей о жестоком уроке деда, о паранойе, преследовавшей мальчика в раннем детстве, о тенях, постоянно нависавших над его семьей. Нэн слушала и отвечала Джеку самыми простыми, но действенными словами: «Я очень тебя люблю».
У них была большая и светлая мечта — создать счастливую семью. «И чтобы без всей той дряни, среди которой я вырос», — говорил по этому поводу Джек.
Вытеснение страха
Однажды, когда Джек получил работу в Goldman Sachs, а потом уволился оттуда, чтобы основать собственный хеджевый фонд, его тревожные гены загорелись жаждой мести. Стараясь компенсировать все унижения и страдания, пережитые в детстве в связи с бедностью, Джек принялся с удвоенной энергией делать деньги. Он сильно расстраивался из-за того, что его родители ютятся в убогом домишке со старой, потрепанной мебелью, и много раз пытался дать отцу денег, чтобы тот наконец бросил работу. Но Дэниел всегда отказывался от этого предложения. «Мне нравится преподавать в школе. Если ты стыдишься меня, то прости и не обессудь».
«Папа, — запротестовал Джек во время одного из таких разговоров, — я, наоборот, нисколько тебя не стыжусь. Я просто хочу отплатить тебе за заботу».
«Тогда стань хорошим человеком и будь счастлив, — заявил Дэниел. — Это единственное, чего я хочу».
«Ты не считаешь меня хорошим человеком?» — спросил Джек.
«Ты сам сказал это мне», — ответил отец.
Разговор на том и закончился, но загадочная фраза «ты сам сказал это мне» осталась висеть в воздухе.
Дэниел понимал, что взять у сына деньги означало стать соучастником безбожной жизни трудоголика, каковую он не одобрял. Однажды, когда Дэниел отчитал сына, они поругались так сильно, что не разговаривали два месяца.
«Ты уделяешь слишком много внимания своей работе и совсем забросил семью, — сказал тогда Дэниел. — Ты богат, но видит бог, ты живешь неправильно».
«Я зарабатываю деньги, которые не смог заработать ты, — язвительно парировал Джек. — По крайней мере, я получаю достаточно, чтобы обеспечить свою семью».
С тех пор отношения отца и сына стали весьма прохладными.
Лишившись льда хоккейной площадки и спортивной раздевалки — этой бодрящей обстановки, расставшись с приятелями из колледжа, с которыми можно было пить пиво и веселиться, Джек снова стал тем, кем был раньше, — повернутой на работе тревожной личностью. Вместо того чтобы тянуться к Нэн, он начал вести себя так, словно ее вообще не существовало, — чему-то такому его и учил Джозеф. Джек решил, что годы, проведенные в колледже, — это фантазия. В «реальном мире», как говорил сам Джек, человек человеку — волк, и если ты хоть на минуту зазеваешься, тебя немедленно сожрут. Жизнь менеджера хеджевого фонда, похожая на катание на американских горках, наполнила Джека беспокойством. Однако, не отдавая себе отчета, насколько тревожность калечит его, Джек с радостью отдался на ее милость; без нее он чувствовал себя голым и уязвимым. Он поверил в распространенную, хотя и безумную идею, что стоит только избавиться от вечного беспокойства — и судьба, подобно деду Джозефу, свалит его с лестницы. Если же он будет все время начеку, судьба пощадит его.