Заметив на крылечке Шаннаэйру, музыкант оживился, бросив терзать несчастные четыре струны, и направился к наставнице, на ходу срывая с головы плюшевый беретик с шикарным страусиным пером. Ох уж эта мода! Небось, под франкских менестрелей косит.
- О, великолепная Шана, доброго дня, яркого солнца, теплого ветра и...
- Мартин, - поморщилась наставница, демонстративно прижимая кончики пальцев к вискам, - уволь меня от твоей изящной словесности и без нее тошно.
- Что, Тинни, опять на ночь «Венецианских баллад» начитался? - поддела парня Кайра. – Или новые серенады сочинял?
Взрыв хохота спугнул с ветвей дуба полошливую воробьиную стайку, вспорхнувшую с истошным чириканьем. Мы с атлантом недоуменно переглянулась, зато все окружающие отлично поняли шутку, которая судя по сияющим лицам давно стала этаким дежурным приветствием.
- Нет, - парень угрюмо вздохнул, вытер рукавом нос и вновь аккуратно расправил беретик поверх каштановых кудрей. - Брок велел спросить, не нужно ли еще чего? И вообще, что уже в гости зайти нельзя?
- Можно, - рассеянно отозвалась друидесса. - Рошин, принеси большую корзину из ивняка и сверток с рыбой…
Бывшая наставница, вместе с черноволосой красоткой, вновь скрылась в доме, а я прислонилась к стене домика, понимая, что устала. И собственно, кроме этой усталости поход в обитель ничего не дал. Шана если что-то и знает, то молчит и крутит словами, как змея хвостом на горячей сковородке: гейсы, слияние, Изменение – чушь! Надо поговорить с этой блондинкой Кайрой по поводу первого убийства. Кстати, интересно, красотка-Рошин видит, какие взгляды бросает на нее менестрель?.. Или он всегда такой?
Уйдя в мысли я практически выпала из реальности, а потому следующий возглас застал меня врасплох:
- О, какая милая девушка! А можно узнать имя чудесного видения?
Очнувшись, я не сразу сообразила, что Мартин смотрит в упор на меня, а поняв, на всякий случай оглянулась, проверяя, не выглядывает ли из-за плеча чье-нибудь неупокоенное привидение. Нет, чистая стена домика, даже без намека на окна.
Видение, говоришь?..
Может меня и можно было назвать привлекательной или даже красивой (например, при нужном солнечном освещении, выгодно подчеркивающем некоторые выпуклости фигуры), но никак не милой. Ибо милые девушки сидят дома, пасут овечек, завязывают в косички розовые бантики и искренне молятся Венере и Юноне о ниспослании красивого, щедрого и любящего мужа.
Я же шаталась по болотам и лесам, в кожаных штанах, рубашке мужского кроя и с любимым посохом наперевес, а на вопросы о муже давно привыкла отвечать: “Судьба – сам заведется, а нет – значит, нет”.
Правда, обычно почтенные матроны на такое высказывание кривили густо напудренные носики, посверкивали белоснежными вставными челюстями и нравоучительно поучали: “Муж – это тебе не чесотка или вши, чтобы самому из ниоткуда заводиться!”
И все равно споры и дискуссии сводились к одному: к обученной друидессе определение “милашка” рекомендуется применять только при острых суицидальных наклонностях и слепоте обоих глаз.
- Роксана, любимая, надеюсь, ты не заскучала?
Высадка майского дерева закончилась, девушкам осталось утрамбовывать землю, накладывая простенькие заклинания и укрепляя украшенный лентами и тканью шест в грунте. Освободившийся Шэратан подошел ко мне, демонстративно обнимая за талию.
Я нервно хихикнула: ну что ж, по-традиции атлант майское дерево посадил (что уже само по себе символично, достаточно вспомнить что этот майский шест означает), осталось родить сына (благо «жена» уже есть) и построить дом. Хотя… зная характер остроухого, он скорее разрушит чужой замок и сведет налево чужую дочку. Хотя, что их сводить – только свистни – сами табуном побегут.
- А ты?.. – как-то погрустнел горе-менестрель.
- Шэратан – ее жених, - с ослепительной улыбкой представился атлант.
- А-а-а… Ясно-понятно, - кивнул Мартин, бочком-бочком отодвигаясь от меня подальше (о ревности атлантских мужей легенды гуляли по всему миру, а потому рисковать, связываясь с чокнутыми остроухими не хотел никто), - это… счастья вам и всего такого… Эдакого.