— Что ты можешь делать?
— Все, что пожелаешь, господин. И день, и ночь, я могу развлекать тебя, не зная усталости.
Арридей расхохотался, услышав такие слова, и захлопал в ладони:
— Эней, я завидую тебе. Птолемей дарит такие замечательные подарки! Видно, я выбрал не того хозяина. Послушай, — он схватил меня за руку, — если тебе будет не жалко, ну, все-таки какая-то дружба между нами есть, если захочешь — одолжишь мне его? Я могу и заплатить!
Я освободил руку от его навязчивых прикосновений:
— Раньше, ты предлагал своему хозяину меня, потом ты предлагал мне себя, теперь ты хочешь моего раба — тебе не кажется это странным? И каждый раз при отказе еще обещаешь деньги и вспоминаешь былую дружбу! Какую, Арридей? Я никогда не забуду, как ты стал причиной ссоры между мной и Каласом и моих страданий. Помнишь Пеллу?
— Послушай, ну, что ты вспоминаешь то, что было давным-давно! Я был юным и глупым, старался понравиться, пробиться наверх. Прошу, не осуждай меня! Не поминай обид. Я, наоборот, стремлюсь к дружбе с тобой. И не потому, что ты — ведаешь делами Птолемея и вхож в шатер к царю, я имею те же милости от Кратера. Но мы с тобой — помощники двух друзей царя Александра.
— Твой хозяин уже простил моему Барсину? — мрачно спросил я.
Арридей махнул рукой и улыбнулся:
— Былое. Она скоро родит, ты знаешь? Поэтому царь и не хочет тащить за собой женщину на сносях и медлит с началом похода.
— Ты все выдумываешь! Царь собирает силы.
— Ага, персидский царь тоже! Теперь, наверно, стоит со всем войском и ждет, когда же наш царь Александр покончит со всеми своими делами и обратит на него свой взор.
— Не веди таких речей в моем присутствии! — я кивнул на раба.
— Я все понял, уже ухожу, — Арридей, продолжая улыбаться, пошел к выходу. Он опять остановился: — Так, мы друзья?
И этот предлагает мне свою дружбу. Что за день?
— Посмотрим, — миролюбиво процедил я сквозь зубы, и откинулся на спину. Чудесное утро было растревожено странными поступками людей, окружавших меня в этой жизни, сладкие мгновения пробуждения были разрушены. Раб же истолковал мое поведение иначе — в своих обычаях:
— Господин желает ласк и расслабления?
Я вспомнил, как ночью утолил жажду собственного тела без остатка, словно безумный:
— Тебе не больно?
— Нет, господин. Все хорошо, — он повернулся ко мне спиной, завладел пальцами моей руки и заставил проверить, что нет ни крови, ни боли. — Господин — ты знаешь, как правильно все сделать.
— Да, — я криво усмехнулся. — Я-то знаю. Опусти полог над входом, — раб тотчас же исполнил мой приказ, стало темно. Он приблизился к ложу, видно, приготовился в мыслях, к тому, чтобы вновь начать любовные ласки, возбуждая во мне страсть, но я отдал следующий приказ: — Теперь принеси мне воды, я хочу омыть тело. А пока ты будешь искать воду — придумаю тебе имя.
Если раб вернется быстро, значит, лжет — он появился здесь не вчера.
========== Египет, глава 3. Восемь лекифов ==========
Жаркое пламя костра развевало ночную прохладу, но скоро нам уже не захочется тесниться ближе, заворачиваясь в плащи — сама земля, нагретая за день раскаленным до бела солнцем, будет давать изматывающее и ненавистное тепло. Но сейчас, в продолжение празднеств, близкие друзья царя Александра укрылись в его шатре, отослав своих слуг, среди которых — немало юных мальчиков из знатных македонских семей, ожидать окончание пира поодаль. У нас было достаточно угощений, вина и удивительных сказаний о героях и богах, чтобы развлечь друг друга.
— В давние времена, — начал и я свой рассказ, — в этом самом городе, в финикийском Тире, что лежит сейчас руинах подле нас, родился Кадм. Великий Зевс, приняв образ быка, похитил его прекрасную сестру — Европу, и Кадм отправился на ее поиски в Элладу, через огромное синее море… Там, где легла на траву божественная белая корова, он основал город Фивы, убив змея бога Ареса. В жены взял он Гармонию, дочь могучего Ареса и прекрасной Афродиты, и все боги пировали в тот день, освящая их союз… Дочь Кадма, Семела, понесла от Зевса — прекрасного бога Диониса, — я вгляделся в окружающие меня юные лица, восторженно внимающие древним легендам, и продолжил свой рассказ про царей Эдипа и Лая, Геракла, рожденного фиванской царицей Алкменой, царя Ясона и его товарищей-аргонавтов. Часть мифов они уже знали, им поведали о них отцы и учителя. — Наш царь воистину велик, — промолвил я, завершая свой рассказ, — он проделал то, что еще никому не удавалось — подчинил себе время и историю, разрушил не только дело рук основателя-полубога, но и его родину…
Никто не заметил или осознал иронии в моих словах, лишь удивленно спрашивали, откуда я знаю столько легенд. Потом несдержанный на язык Арридей перевел разговор на мое сказочное путешествие по Египту, но я предпочел ответить, что собирал по поручению Птолемея древние книги и учил язык, поэтому так сильно задержался.
— Было страшно? А больно? — сыпались со всех сторон вопросы о рисунках, происхождение которых, я объяснил обрядом посвящения в египетские мистерии.
Уже давно как последние лучи солнца скрылись в морской пучине, мы услыхали приветственные крики и увидели длинную змею из горящих факелов, тянущуюся вдоль холмов, окутанных синим туманом. Прибыл Парменион с войском, а значит и Калас. Волнение охватило меня, я сделал большой глоток вина, чтобы унять дрожь. В лагере началась суматоха, все вскочили с мест, намереваясь броситься на встречу, но Арридей удержал меня:
— А вдруг мы сейчас срочно понадобимся Птолемею или Кратеру?
Я удивленно воззрился на него:
— Шутишь? Я не видел собственного отца столько времени!
Арридей выпустил край моего плаща:
— Эней, подожди, давай поговорим. Я друг тебе. Пока тебя не было, здесь слишком многое изменилось, понимаешь, о чем я?
— Ничего не понимаю, и раз так — ты мне сейчас все подробно расскажешь.
— Хорошо, но не здесь, согласен? — он наклонился к моему уху и доверительно прошептал: — Тут нас могут подслушать, пошли к тебе!
— Только что ты говорил, что мы можем понадобиться нашим хозяевам! — со смехом ответил я. — Чему верить?
Но Арридей, опять схватив меня за плащ, увлекал в сторону, подальше от радостных криков и объятий, от шума и музыки с новой силой начавшихся торжеств, от такого долгожданного Каласа.
Красивый раб, так и не получивший имени из-за поспешности своего возвращения, терпеливо сидел подле ложа в ожидании. Одеяла были аккуратно расправлены, светильники наполнены маслом, грязный хитон, сброшенный мною вчера на землю, теперь чистый, сушился у входа. Арридей сказал рабу, чтобы тот покинул нас. Я ждал объяснений, и у меня было мало времени — войска станут лагерем и вольются в ряды пирующих, разбредутся в поисках увеселений комедиантов и общества гетер.
— Эней, — Арридей перешел на шепот, — может быть, ты не знаешь, но наш царь получил откровения оракула в Сиве, — я кивнул, он продолжал. — Его объявили сыном Зевса, и не только в Египте, но и другие прорицатели подтвердили слова бога. Царь Александр изменил свою политику — теперь ему необходимо абсолютное доверие и почитание, верность без тени сомнения.
— Зачем ты говоришь мне это? — я нахмурился. — Разве я даю повод сомневаться в моей верности?
— Дослушай меня, — нетерпеливо оборвал меня Арридей, — речь идет не о преданности нашей и наших хозяев, а о войске, едином войске. До сих пор как было — все решает царь, но слово любого командира имеет вес. Я говорю о Парменионе! Не хочу говорить о нем ничего плохого, но те, кого он поддерживает, не всегда покорны царю Александру…
— Клан Пармениона… — промолвил я, моего опыта в политических делах хватило, чтобы сразу же понять ситуацию и пути ее развития. — Птолемей не хочет, чтобы мое имя было связано каким-либо образом с семьей Пармениона, а я с ней связан через Каласа.