— Ты никуда не пойдешь, Нера, — шепчу я себе. — Ты останешься здесь, если надо, хоть до завтра.
Говорить легко, а бороться с паникой непросто.
Кронглев не возвращается. Я же не засекала, когда он ушел. Не на чем засекать, если только по забрезжившему солнцу. Как темно было, когда он пришел?
— Ты должна сделать что-то на тот случай, если он не вернется, — говорю я себе.
Что, например?
Я все еще могу вылезти в окно. Но кто-то может быть на улице, рыща в поисках уцелевших бандитов. Он может заметить меня и...
— Нет, — продолжаю общаться с собой, — это плохая идея.
Я открываю и закрываю окно, потом оглядываюсь по сторонам, думая-думая-думая…
Мне негде спрятаться. Мне нечем обороняться. Хотя... Есть же дверца! Она снимается. Ею можно приложить по башке, а можно спрятать ее под водолазку. От выстрела в голову она не спасет, но это ведь только в фильмах убийцы принимают максимально эффектные позы и, вытянув руку, метят в лоб. Кто станет терпеть это самолюбование и не станет бороться за свою жизнь?
— Ты что тут делаешь? — шипит Кронглев, обернувшись.
Я была уверена, что спустилась бесшумно. Однако этот элемент заметил меня. Сам он прижался к стене, хотя впереди не происходит ничего. Я тоже слушала, преодолевая одну ступеньку за другой, замирала – и так до тех пор, пока не добралась до него.
— Я же просил тебя! Вернись назад! Венера!
— Тебя не было слишком долго! Солнце взошло!
Он смотрит на часы, а потом на меня.
— Я думала, тебя убили!
Вижу это периферийным зрением, а сама не могу оторвать взгляд от того, что вижу перед собой.
Комнатка внизу при первом осмотре показалась мне огромной, несмотря на то, что была завалена массивной мебелью времен СССР. Сейчас же она кажется мне маленькой из-за неподвижных тел, разбросанных по всему периметру. Кто-то ушел в мир иной сидя за столом, кто-то – улегшись на диван.
— Они мертвы, да?
— Да.
— Ты проверял?
— Жмурнее некуда, — подтверждает специалист криминального мира.
Мне должно быть дурно. Я должна сбежать наверх и запереться в душевой. Не рыдать, нет! Я обязана дождаться Кронглева, чтобы дать ему дверцей по башке так, чтобы он не зажмурился, а вырубился, после чего связать, вытереть отпечатки, вызвать полицию и...
Вместо этого я обнаруживаю себя внизу, возле стола, приложившей пальцы к сонной артерии одного из почивших.
— Я говорил, что ты чокнутая, — выпаливает Кронглев, оказываясь рядом со мной.
— Нет.
— А это был не вопрос, — отвечает И.С., схватив меня за предплечье и потащив обратно.
Я же хоть и перебираю ногами, спотыкаясь то и дело, но все же оглядываюсь назад и смотрю на то, что осталось от людей. Не верится, что их уже нет. Они же еще теплые!
— Иди обратно! — шипит он, затаскивая меня на лестницу. — Немедленно!
Взгляд у него такой, будто в кофе дегтя плеснули. Вот только не надо тут ни злиться, ни переживать!
— Это все из-за тебя! — выпаливаю я, прежде чем взобраться на ступеньку повыше. — Там!..
Я сиплю, смотря ему за спину, в то время как горло сдавливает, а волосы встают дыбом по всей длине даже там, где недавно был сделан шугаринг.
Один из тех, кто лежал на столе, поднимает голову, вызвав во мне суеверный ужас. Кронглев оборачивается. И тут раздается выстрел, от которого закладывает уши и перехватывает дыхание.
Я оседаю, приземляясь на ступеньку, и не понимаю ничего, кроме того, что нужно обязательно сделать вдох.
— Ты как? — спрашивает И.С., вновь возникая передо мной.
Ему приходится повторить свой вопрос несколько раз, прежде чем я киваю ему.
— Кто это был? Ты же сказал, что все они мертвы! Ты сказал!.. Ты убил его? Убил!
— Вообще-то, это сделала ты, — замечает Игорь Станиславович, удивляя так, что я забываю об истерике.
— Что? Ты бредишь! Я не могла сделать этого! Чем? Взглядом?!
Он показывает мне на грудь. С правой стороны на водолазке красуется аккуратная дырка. Дверца от печки все-таки спасла меня, несмотря на то, что новодел.