— Честное пионерское! — отвечает Кронглев, поднимая руку с раскрытой ладонью.
Я изучаю его лицо не меньше тридцати секунд, прежде чем тихо сказать: "Хорошо". Впервые в такой ситуации, а потому не знаю, как лучше: то ли быстро согласиться, то ли отказаться. Но я вновь делаю выбор в пользу собственной слабости – как представлю историю с попрошайничеством смартфона, так колет в виске.
— Спасибо за то, что довез, и прощай, — говорю, взявшись за ручку двери и тут же выпорхнув наружу.
Я буквально бегу к своему подъезду, запоздало понимая, что лучше бы мне пойти к другому дому. Запутать следы так сказать. Мне, конечно, плевать, что подумает обо мне этот тип, и все равно на то, как громко он будет ржать, когда я в последний момент припущу и сверну за угол, но нет. Хватит. Воспоминаний, от которых я буду краснеть, бледнеть и ругать себя, хватит до конца жизни.
— Даже на чашечку кофе не пригласишь? — интересуется Кронглев, встав рядом.
— Нет. Для кофе слишком поздно.
Мне не нравится его выражение глаз. Он что-то задумал. Вижу это как никогда хорошо в свете подъездного фонаря. Он тянет на себя подъездную дверь, выпуская Нину Сергеевну и ее вредного корги, парочку со второго, грузную тетку с третьего и...
Я вместо того, чтобы выпустить их, ломлюсь в подъезд, преодолеваю ступеньки и, оказавшись в лифте, с закрывшейся дверью, с зажатой кнопкой пятого этажа, вместо седьмого, выдыхаю.
Еще бы застать соседей, у которых я храню запасные ключи. Вероятность этого составляет 99,9% процента. Валентина Ивановна уезжает из дома раз в месяц. Обычно это последние дни. А сегодня, слава Богу…
— Вы кто? — спрашиваю я у открывшего мне мужика.
Мне кажется, было бы лучше, если бы я залаяла, а не то, что было сейчас. Никакая из меня спортсменка. Но это странно, потому что в лесу было не так. Важно то, что мужик понял меня, выразительно, подняв брови.
— А вы?
— Я соседка Валентины Ивановны, — отвечаю, а сама оглядываюсь назад. — Храню у нее запасные ключи, позовите ее, пожалуйста.
Лифт вызвали вниз, а на пожарке кто-то топчется.
— Она не может подойти, — вещает усач, словно не услышав меня, — приходите позже.
В другой раз я бы осталась с открытым ртом на лестничной клетке, но кажется, общение с преступным элементом повлияло на меня, потому что мгновение-вспышка-безумие и носок моего ботильона оказался в щели между дверью и косяком.
— Ключ! — рявкаю я, а сама тяну дверь на себя. — Я домой попасть не могу!
Мне повезло, что соседская дверь старая и древняя. Бороться и пытаться закрыть ее чревато тем, что она развалится на запчасти. К счастью, это понимаю не только я, но и этот осел.
— Я войду?! — спрашиваю, как только заканчивается борьба за дерево, поролон, канцелярские кнопки и дерматин.
Я бы не сделала этого ни в жизнь. Кто знает, что это за человек и как именно оказался в этой квартире. Но шум позади активизировал живущее во мне комбо "отвага и слабоумие", заставив оттолкнуть его и протиснуться в пропахшую тяжелыми духами и старыми вещами квартиру.
— Отдайте мне ключи, и я уйду, — требую, опираясь на полотно двери.
Сердце стучит в горле.
— Ты и так уйдешь, — говорит мне мужик и тянется к замку. — Вопрос только когда.
Он проворачивает его, заставляя выдохнуть и напрячься одновременно.
— Вы вообще кто? Я никогда не видела вас прежде.
— Я тебя тоже.
Кажется, это все чересчур. Одно дело Кронглев с его идиотским похищением и репутацией, а другое – этот индивид. Во мне что-то щелкает.
— Похоже, пора вызывать полицию. Объясните им, что их тоже видите впервые. Заодно расскажете, что делаете в квартире у Огинской.
Мне приносит удовлетворение, как он меняется в лице. Начало положено. Сначала этот тип, а потом этот К.И.С…
— Огинская в больнице. Я приехал взять кое-что из ее вещей для нее. Это все?
— Вы так и не сказали, кто вы, — произношу, смутившись так же быстро, как и рассвирепев.
Мужик начинает открывать ящики старомодного трюмо.