Вид у Веньки такой, словно он не алкоголя жахнул, а уксуса хлебнул.
— Так что уберу через месяца три или через год, когда у твоего Ромарио закончится контракт. Пусть не пугает видеозаписями и прессой. Мы тоже так умеем.
Я киваю, облизывая губы. Пришло время просить, чтобы он устроил встречу с этим Кронглевым. Только попой чувствую, что сейчас начнется атас.
— Надо же, — продолжает вещать братец, — Кронглев, значит…
— Кстати о нем, — выдаю со всей легкостью, на которую способна. — Я хочу, чтобы ты организовал мне с ним встречу.
К офигевшему взгляду старшего брата я привычная уже давно. Со времен школы, когда решала, куда поступать после окончания. Сломала психику брата, приготовившегося, а точнее смирившегося с тем, что я пойду в МГИМО и стану журналистом-международником, а в итоге подала документы в строительный. Потому не реагирую, ожидая и настраиваясь.
— Зачем? Венер, что ты опять придумала? Злат, иди сюда, пожалуйста!
— Не надо никого звать, — говорю я твердо, хотя внутри как в Воющей хижине. — Я хочу посмотреть на этого Кронглева и убедиться в том, что все делаю правильно.
— Что-то мне подсказывает, что под словом "правильно" ты имеешь в виду не то же самое, что и я.
— Я сказала то, что хотела сказать.
Я киваю, а потом разворачиваюсь и иду к выходу.
Как же бесит-то, Господи! Достал со своими нравоучениями о том, как будет лучше и правильнее.
— Ты сознательно тупишь? Или действительно не понимаешь, в какое безумие собираешься ввязаться?
Я обуваюсь, выслушивая привычный гундеж нагнавшего меня в коридоре брата.
— Я понимаю. Не надо говорить о человеке так, словно он маньяк из подворотни.
Уроды, конечно, тоже ездят на Мальдивы, но я жива, здорова и не больна после случившегося.
— Ты не знаешь этого человека! Ты в курсе, в скольких криминальных делах он фигурировал? Одному Богу известно, скольких он убил и искалечил!
Моя непоколебимость дрогнула. Маньяки и психопаты почему-то оказались не так страшны, как человек с таким багажом "опыта".
— Ты не знаешь, каково воспитывать ребенка, — продолжает Веня, заправив руки в карманы брюк. — Какая это ответственность и...
— Ты тоже не знаешь, — обрываю, выпрямившись. — Львиную часть работы по воспитанию и заботе сделали папа и мама.
Больно говорить о погибших в авиакатастрофе родителях, но не так, как слышать слова брата.
— Ты просто присматривал за мной.
— А еще обеспечивал, кормил, поил, одевал, — перечисляет глядящий исподлобья братец, — обеспечивал репетиторов и оплачивал твои хотелки.
Он перекатывается с пятки на носок, глядя на мои сборы.
— Надо было сдать в детдом и за тебя бы это сделало государство. Глядишь, все было бы иначе у всех нас. Ты был бы не обременен обязательствами и, возможно, в этом случае подумал, перед тем как соглашаться устранять конкурентов.
Я поужинала несколько часов тому назад, но кусок в горле застрял только сейчас.
Вспомнил единственный час с репетитором! Оказывается, разорился на нитках, лентах и тесемках.
О другой стороне ситуации, то есть о том, что у него была семья, дом, забота, всегда горячий завтрак, обед и ужин, а еще наглаженные рубашки он предпочитает не вспоминать.
— Злат, пока!
Я выхожу на улицу, вытаскивая ключи от своей "табуретки". Смарт припаркован на обочине перед домом и уже занесен первой опавшей листвой. Я смахиваю листья с лобового стекла, когда появляется золовка.
— Давай я отвезу тебя? — предлагает она, запахиваясь. — Тебя нельзя в таком состоянии домой.
— Я беременная, а не увечная, — замечаю, раздражаясь этому замечанию.
— Ты не на того злишься. Он переживает.
Я открываю дверцу автомобиля.
— Верно. Не на того. Иди к мужу. Успокой его. А я как-нибудь сама.
Хочу попросить ее передать кое-что братцу, но передумываю. Мы и так достаточно сказали сегодня друг другу, а Злата не сова, чтобы работать передастом.
Хотела же стать журналистом. Есть смысл вспомнить эту тягу к расследованиям. Найду информацию об этом Кронглеве самостоятельно. Он ведь кроме леса еще и строительством занимается, а этот мир не так уж и велик и соприкасается с моим теснее некуда.