Юное лицо Шарова было мертвенно бледным, он умоляюще смотрел на своих товарищей и тихо, совсем по–детски стонал.
Лавриненко, оставив с раненым Федотова, побежал в деревню, чтобы там искать помощи. Ему повезло — у одного из крайних дворов стояла запряженная в сани лошадь. Дмитрий сдернул с изгороди вожжи и погнал и без того перепуганное взрывами животное к лесу.
Но напрасно торопился Лавриненко. Шаров лежал на снегу, широко раскинув оцепеневшие руки и, не мигая, с застывшей на лице улыбкой смотрел куда–то поверх деревьев, а рядом с ним, сняв шлем и опустив голову, стоял Федотов.
Дмитрий медленно слез с саней и встал рядом.
Сгорел в танке Бедный, прекрасный, опытный механик-водитель, боец, с которым пройдено вместе столько фронтовых километров, столько пережито, столько выиграно жестоких схваток с врагом… А теперь его, Дмитрия, помощи не дождался и Шаров. Подумалось вдруг: «Зачем выскочил из машины? Зачем бросил экипаж? Ну, что с того, что убил тех гитлеровских танкистов, если при этом потерял своих товарищей…»
Лавриненко казнил себя за этот опрометчивый поступок, искал ему объяснение и не мог понять, как такое могло произойти с ним, как случилось, что не заметил он приближающиеся к поляне вражеские машины.
Жгучая тоска сжала сердце, ком подкатил к горлу. Дмитрий смотрел на неподвижное тело Шарова, и вспомнился ему почему–то такой же жаркий бой под Орлом, у села Первый Воин, и тихий взволнованный голос Михаила Бедного, старательно выводивший мотив знакомой песни:
Дмитрий обнажил голову. Морозный ветер чуть шевелил его взлохмаченные мокрые волосы, руки нервно подрагивали, а по щекам этого сильного, не знавшего страха человека текли слезы…
Глава 13
Драг будет разбит!
К началу декабря инициатива в сражениях под Москвой стала переходить к советским войскам. За четырнадцать дней немецко–фашистского наступления на Волоколамском направлении только гвардейцы Катукова сожгли 106 танков, подавили 40 дзотов и пулеметных гнезд, более 50 тяжелых и противотанковых орудий, полностью вывели из строя свыше 60 автомобилей–тягачей, уничтожили до трех полков пехоты противника, потеряв при этом только семь своих танков. В бригаде не было ни одного случая отступления без приказа даже отдельных танковых экипажей.
Танкисты почти не отдыхали: днем приходилось отражать по нескольку атак подряд, а ночью помогать ремонтникам восстанавливать поврежденные машины. Так как запасных частей не хватало, танкисты под покровом темноты делали вылазки в места, где днем шел бой, и снимали запчасти с машин, оставшихся в поле; ходили в разведывательные рейды в тыл противника, помогали укреплять оборонительные рубежи.
Дмитрий воевал теперь с новым экипажем, но по–прежнему его тридцатьчетверка была одной из самых результативных в бригаде. Специальный корреспондент «Комсомольской правды» В. Славин в информационном материале «Вчера под Москвой», датированном 29 ноября, писал:
«Храбро и упорно бьются наши люди за Москву. Не щадя сил своих, они стремятся преградить путь врагу, нанести ему смертельный удар. Пять дней непрерывно ведет бой танкист–гвардеец тов. Лавриненко. За последние два дня гвардейский экипаж Лавриненко уничтожил 13 фашистских танков».
За день до генерального наступления наших войск под Москвой, 5 декабря 1941 года, М. Е. Катуков подписал наградной лист (его удалось найти в архиве Министерства обороны СССР), где дал Лавриненко такую характеристику: «Тов. Лавриненко, выполняя боевое задание командования, с 4.10 и по настоящий день со своим экипажем беспрерывно находится в бою.
За период боев под Орлом и на Волоколамском направлении экипаж Лавриненко уничтожил 37 тяжелых, средних и легких танков противника.
Тов. Лавриненко со своим экипажем постоянно посылается в разведку в глубокий тыл противника. В боях тов. Лавриненко, проявляя инициативу, смелость и находчивость, наносит врагу ощутимые удары…»
Журналист Аркадий Федорович Ростков во время самых тяжелых боев под Москвой был рядом с танкистами Катукова, много писал о них.