«Вспоминая иногда о том, что пришлось нам пережить в годы войны, — говорила бывшая жительница Удобной Анастасия Александровна Фильчикова (Зайцева), — кажется, что ничего такого не было и быть не могло, что это какой–то дурной страшный сон, который запомнился на всю жизнь.
Отчетливо помню, как привезли в Удобную ленинградских детей. Мы тогда еще не видели войны, оккупантов, дю, посмотрев на детей, поняли, какая страшная беда постигла нашу Родину.
Я пришла в детдом, когда ребятишек вывели на улицу погулять. Жуткая это была картина. На меня смотрели малолетние старики — дети трех–четырех лет с тоскливыми, серьезными глазами. Те, кто мог ходить, двигались еле–еле, остальных, обессиленных, детей воспитатели усадили в тени на кучу соломы.
Мое внимание почему–то сразу привлек один ребенок, который пристально смотрел на меня. Я подошла к нему, присела рядом.
— Где твой папа? — спрашиваю.
— Погиб на фронте, а мама умерла, — сказал мальчуган, и его маленькие печальные глазенки наполнились слезами. Не выдержала и я, разрыдалась, но потом кое–как все же взяла себя в руки:
— Как тебя звать?
— Вова.
— Пойдешь ко мне жить?
— А обед у вас будет?
— Будет.
Глазенки у мальчика сразу заблестели, он хотел подняться, но был настолько слаб, что не смог встать даже на колени.
Я тут же пошла к директору детдома и заявила, что хочу взять Вову на воспитание. Однако директор стал отговаривать меня, мотивируя это тем, что мальчик слаб и что у него нет запасной одежды. Однако я уже решила взять только этого ребенка и сразу пошла за разрешением в райисполком. А когда снова пришла в детдом, мальчик сразу узнал меня, обрадовался, тянется ко мне и шепчет: «За мной пришли. Возьми меня с собой, тетя».
Я сразу же сообщила на фронт мужу, что взяла на воспитание эвакуированного из Ленинграда мальчика. Муж одобрил мое решение. Вот так и появился в нашей семье сын Владимир Николаевич Аверочкин». Много потом сил и здоровья было положено, чтобы мальчик выжил. В 1952 году он с отличием окончил семилетку и поступил в Ленинградский электротехнический техникум, затем работал преподавателем и одновременно учился в Северо–Западном заочном политехническом институте. Владимир Николаевич Аверочкин работал в одном из КБ Москвы».
Но вернемся к событиям 1942 года.
Э. И. Гринберг: «Моя мама работала в нашем же детдоме воспитательницей младшей группы. Моему брату Мише было тогда всего два года. По приезде в Удобную маму с дистрофией положили в местную больницу. Помню, что в нашем детдоме работали еще воспитателями Татьяна Максимовна и Людмила Алексеевна (к последней я еще в 1936 году ходила в группу в детсаде, который находился в Ленинграде на Кирилловской улице, дом № 12 или 14), еще у нас в детдоме были воспитатели Роза Григорьевна и старая еврейка Блюма Петровна. Была в нашем детдоме и еще одна сотрудница, я, к сожалению, не помню ее имя, но знаю, что до войны она читала по Ленинградскому радио «Сказки бабушки Арины» (была в Ленинграде такая передача).
Как отступали наши войска, мы не видели, возможно, они прошли ночью, но однажды днем мы увидели на улицах Удобной мотоциклистов. Это в станицу пришли оккупанты».
В. В. Тесаловский: «Помнится, как немцы ломились к Кавказским горам. Все на технике, самая малая — велосипед. Даже своих битюгов с обрезанными хвостами они везли к перевалам на грузовиках».
Э. И. Гринберг: «В первый же день или на следующий они взорвали в сквере два больших памятника, Ленину и Сталину, которые стояли перед зданием клуба. Все это мы видели из окон нашего детдома».
В. В. Тесаловский: «Да, это так. Говорили даже, что одному фашисту, замешкавшемуся перед взрывом, увесистый кусок камня от памятника разбил голову».
Э. И. Гринберг: «В эти первые дни к нам в детдом пришла группа детей лет по 14–15, они были из ленинградского детдома, который был эвакуирован с Выборгской стороны. От Армавира они шли пешком, где–то попали под вражеский налет, разбежались, и вот часть из них пришла к нам. Не знаю почему, но в первые же дни наш детдом переехал в другое здание, подальше от центра станицы. Мама не доверяла нашему директору, и нас с Мишей на несколько дней перевели в другой детдом, но потом почему–то вернули назад. Наша мама с Розой Григорьевной жили в одной из двух прихожих здания. Однажды поздно вечером к нам постучали немцы. Их впустили в детдом с одного входа, а мама с Розой Григорьевной вышли через другой.