Часто в эти дни вспоминал Барбашов жену. Временами, особенно после коротких минут забытья, во сне или, точнее, в дремоте, ему начинало казаться, что она его ждет дома, что все это дьявольское наваждение вот-вот кончится, прозвучит команда «Отбой» и он повернет свой отряд в городок. Но стоило ему хоть немного прийти в себя, и от этих мыслей не оставалось и следа. Он сразу начинал думать о людях, которые лежали сейчас рядом с ним, о том, чем их кормить, что отвечать на вопросы, куда их вести и как в конце концов самому разобраться во всей этой обстановке. Под утро эти мысли измучили его так, будто он вовсе и не лежал всю ночь в овраге, а шагал по самому что ни на есть размытому и разъезженному проселку. С рассветом он почувствовал себя совершенно разбитым и даже обрадовался, когда прохрапевший до утра Ханыга вскочил вдруг как ванька-встанька и поднял на ноги весь отряд. В одном лишь отношении эта ночь не прошла для Барбашова даром. Десяток раз прикинув все «за» и «против», он в конце концов пришел к выводу, что продолжать поиски дивизии при создавшейся неясной обстановке нет смысла, и твердо решил идти на восток, чтобы в этом направлении искать встречи со своими войсками.
Оглядев бойцов, Барбашов понял, что ночью все они спали. Даже Клочков, судя по его свежему виду, умудрился отдохнуть, хотя за ночь ему несколько раз пришлось подниматься со своего места и менять охранение. Теперь он первым делом приказал бойцам скатать шинели и привести себя в полный порядок.
— Какая дальше будет задача? — спросил он командира.
— Задача у нас одна, — ответил Барбашов. — Найти своих. Теперь, конечно, уже не дивизию, а вообще своих. Пойдем на восток, в тыл. Я думаю, встретим какую-нибудь часть.
— Перекусить бы перед дорогой, — предложил Клочков. — Дневки-то у нас не часто бывают…
— Обязательно, — кивнул головой Барбашов. — Только вот что: надо нам в рационе порядок навести. Съедим все за день, а потом запевай лазаря. Черт знает сколько еще идти придется. Давайте-ка посмотрим, что у нас есть.
— Это мы сейчас, — с готовностью ответил Клочков. Выбрав на поляне место почище, он подал команду. Бойцы быстро развязали вещмешки и выложили на траву хлеб, копченую рыбу, сахар. Кто-то добавил ко всему этому увесистый ломоть сала, нашлось и несколько банок мясных консервов. Только у Кунанбаева не оказалось ничего.
Клочков смерил его с головы до ног вопросительным взглядом.
— Мешок пропал, — смущенно проговорил Кунанбаев.
Клочков укоризненно покачал головой.
— Скажи лучше, что в машине его оставил. Я, еще как только выехали, заметил, что ты его снял и бросил под скамейку.
— Жарко очень было, — еще больше смутился Кунанбаев.
— Ну вот и щелкай теперь зубами! — категорически отрезал Клочков. — И что это значит «жарко»? Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты подтянулся?! Ну подожди, придем в часть…
— Ладно, — остановил Барбашов расходившегося сержанта. — Ну что ж, товарищи, тут харчей дня на три. Но, я думаю, нам надо выделить энзе. Раздели-ка, Клочков, все это на шесть частей. Так будет правильно.
Клочков быстро раскинул на траве свою шинель и принялся за дележку. Бойцы помогали ему кто как мог. Барбашов молча наблюдал за ними минуту-другую, потом сел в стороне и положил голову на руки. Боль в висках у него почти прошла, и только ушибленное место отдавало тупой ломотой, если он ненароком задевал его. Слабости он тоже не чувствовал. Его лишь знобило. Но это, пожалуй, было оттого, что он просто не выспался. Солнце поднялось над лесом довольно высоко. Но сюда, на дно оврага, оно еще не заглянуло. И потому всё вокруг: и трава, и листья, и ветки, и даже стволы деревьев — было затянуто матовой пленкой осевшего тумана. Откуда-то сверху доносилось ласковое воркованье голубей и оживленный перезвон синиц. Барбашов бездумно слушал эти лесные звуки.