Мне казалось, что у нас с Алиевым все не всерьез, что это игра такая. Что вот сейчас мы наиграемся и разбежимся. Какая семейная жизнь? Мне всего двадцать три, у меня сыну полтора годика, мне работать нужно. Да и любовник мой не мог не видеть, как я к нему отношусь. Частенько он с пылом восточного мужчины упрекал меня в холодности и нечуткости. А потом опять набрасывался со страстью и поцелуями.
Не хотела я за него замуж.
Я так и не поняла, как умудрилась забеременеть, ведь по моему настоянию Виталий всегда пользовался презервативами.
Первой догадалась о моей беременности, как ни странно, моя будущая вторая свекровь. Заметила однажды утром, что меня тошнит от запахов. И все… на этом моя самостоятельная жизнь закончилась. Меня просто купили с потрохами. Не оставили мне ни единого шанса на самостоятельное принятие решения. Из убитой однушки в Мытищах меня перевезли в просторную квартиру в центре столицы, наняли няню для моего старшего сына. Маме моей тоже предложили работу и жилье, но она с какой-то уму непостижимой проницательностью отказалась от этого щедрого предложения. Сняла комнатку в общежитии неподалеку.
– Мне ничего не нужно, спасибо.
И с замужеством мама на меня не наседала, наоборот, спросила однажды грустно:
– Васенка, если ты всего этого не хочешь, давай просто уедем в Н-ск, а?
Но я не могла так поступить с мамой, папой, Петей и вторым моим еще нерожденным мальчиком. Чувство ответственности победило другие чувства.
– Нет, мама, я выйду замуж за Виталия, и все будет хорошо.
Хорошо было только год с небольшим. А потом начался кошмар.
Мой муж, золотой мальчик из интеллигентной семьи и в общем-то неплохой человек, оказался наркоманом с большим стажем зависимости. Об этой его беде знали все родственники и друзья, однако же никто ничего мне не сказал. Родители боролись за него много лет, клали в клиники, и время от времени даже выводили Виталия в стойкую ремиссию. В один из таких периодов мы с ним и познакомились.
Под кайфом мой муж становился непредсказуемым и язвительно-агрессивным, совсем чужим. Пугал меня, детей и няню до жути. Почему-то свекры считали, что Виталий не сможет причинить зло и боль мне и детям, и настаивали, чтобы мы жили с мужем на одной жилплощади даже во время его срывов. Мол, семейная жизнь стимулирует мужа бороться с его пагубным пристрастием.
– Ты что, думаешь, ты мне понравилась? – глумился надо мной в наркотическом угаре Виталий. – Да ты такая разнесчастная и замученная была, что я тебя просто пожалел. Купил тебя, как дешевку. А родители мне пообещали, что если я женюсь на хорошей девушке, то разрешат мне жить отдельно. Достали уже меня своей опекой, житья никакого нет! А ты замуж все никак не хотела, пришлось прибегнуть к хитрости и дырявить презервативы…
Он и правда ни разу не тронул ни меня, ни детей. Во время загулов он вообще редко бывал дома. Но совместная жизнь с нездоровым и психически неуравновешенным человеком подрывала мою нервную систему. У меня начались депрессии и головные боли, я никак не могла понять, что со мной не так, почему у меня в жизни ничего не складывается.
Когда Феде исполнилось два с половиной, и он, наконец, пошел в садик, я была уже на грани отчаяния. Пошла к свекрам и заявила им, что подаю на развод.
– Бросишь его – ни копейки не получишь, – хмуро заявил свекр. – На улицу с голой жопой пойдешь, какой и пришла в этот дом. И Федя с нами останется, его мы тебе не отдадим, даже не надейся. Виталий твой муж, отец твоего сына, ты должна быть с ним и в радости, и в горести. Терпи.
Это ужасное «Терпи» я слышала потом неоднократно и от мамы, и от родственников мужа, и даже от священника в церкви, куда я начала заглядывать в надежде избавиться от непонятной тоски, разъедавшей мне душу. Не было никаких сил, чтобы бороться за саму себя. В таком режиме я просуществовала еще год. Виталий лечился, но лучше ему не становилось.
А потом мне позвонила староста нашего класса Наташа Мирошкина и позвала меня на десятилетие выпуска.
Свекры меня отпустили в Н-ск, но одну, без детей. Справедливо опасаясь, что я могу и не вернуться. Мама тоже осталась в Москве. В то время она активно откладывала деньги нам с ней на самостоятельную жизнь, но я об этом не знала и остро переживала ее, как я считала, предательство.