– А что мне делать, Вась, если ты меня никак всерьез не воспринимаешь! – пожаловался мне он. – Что мне, всю жизнь теперь за тобой бегать? Или ты думаешь, что мне все это нравится? Я ведь тоже небедный человек, раскрутился в столице. Квартиру, конечно, я Танечке оставлю, не выселять же их с сыном в Н-ск. Но я куплю нам с тобой квартиру, обещаю. Хочешь, прям завтра. Нет, сегодня! Ты моя, Васька! Значит, план такой: едем сегодня в Москву к тебе за вещами и за детьми, заодно я набью Алиеву морду, потом едем смотреть квартиры… Только роди мне дочку, пожалуйста, Василина. Очень хочу от тебя дочку.
Лешка Иванов говорил все это на полном серьезе. Как будто заранее репетировал, как будто готовился к этому разговору. Наша будущая жизнь была им расписана до мелочей. Он не понимал, что с моей травмированной психикой так нельзя. Нельзя давить, нельзя подчинять, потому что в таких случаях я всегда уходила в глухую оборону. Он просто не знал этого.
Он фонтанировал планами на будущее: квартиры, дети, отдых в Турции, а я лежала в его объятиях и тихонько офигевала от размаха его мыслей.
А я не хотела в Москву и в Турцию. Никуда не хотела.
Я написала маме смс, что у меня все хорошо, что я задержусь в Н-ске на недельку, после чего отключила телефон. Конечно, я понимала, что слухи, что Василина Кожевникова фактически живет в гостинице вместе с женатым одноклассником, среди жителей города распространятся быстро, а значит, скоро дойдут и до мамы. Н-ск – город маленький. Но мне, наверное, в первый раз в жизни было наплевать, кто и что про меня подумает.
В те сутки мы никуда не поехали. И в следующие тоже. Зависли в гостиничном номере, в нашем замкнутом мирке, который сами себе создали. Любили друг друга, узнавали друг друга. Лешка много мне рассказывал о себе, о том, как он жил эти десять лет. Меня тоже спрашивал, но я делилась своими тайнами неохотно, а он, слава Богу, и не настаивал. Сказал, что все ерунда, мы со всем справимся, и со временем я доверюсь ему и расскажу все-все.
Мне с ним было очень хорошо. Впервые за последние годы я дышала полной грудью, ничего и никого не боялась. А еще нормально ела и спала. Лешка на полном серьезе взялся меня откармливать. Я начала чувствовать вкус еды, вкус жизни. Вкус Лехиных поцелуев – пряный, с горькими нотами табака. Я опять превратилась в смешную и очень непосредственную школьницу Васенку. И мне самой очень нравилось это превращение.
– Васька, я тебя люблю, – постоянно твердил мне он.
А я молчала в ответ. Не хотела давать ему никаких обещаний. Где-то в глубине души понимала, что не бывает в жизни все так просто.
– Васька, ты почему меня в школе не замечала? – допытывался Лешка. – Я из кожи вон лез, чтобы тебе понравиться. Меня все ребята стебали, что я по тебе сохну, а ты сквозь меня смотрела, как будто я стеклянный.
Я пожимала плечами, вспоминая наши школьные годы. Та, десятилетней давности, я сама себе казалась какой-то неживой куклой, заучкой, зацикленной исключительно на собственной правильности, на себе самой. И не замечавшей других.
– Я думала об учебе, а не о всяких глупостях.
– А сейчас? – с надеждой спрашивал меня Лешка.
– А сейчас я думаю о тебе. Доволен? – легкомысленно смеялась я в ответ.
С ним рядом я всегда много смеялась.
А потом все резко закончилось.
Мама не смогла до меня дозвониться, поэтому отправила ко мне отца. Мы с Лешкой ждали доставку еды, поэтому я без опасений открыла дверь номера. И сразу получила хлесткий удар по щеке.
– Василина, почему у тебя телефон выключен? Пока ты тут, как проститутка подзаборная, в постельке валяешься, у тебя ребенок в больнице! Быстро собирайся, у нас поезд через час!
Лешка, как коршун, ринулся на мою защиту. Я в полном шоке замерла у стены и таращилась на то, как мой любовник и отец мутузят друг друга. Молодость имела заметный перевес. Терпеть не могу мужские драки, они всегда приводят меня в состояние ужаса и оцепенения. Но известие о том, что мой сын где-то там, далеко, физически страдает без меня, привело меня в чувство. Я собралась с мыслями и заорала что есть силы:
– Вы, оба, а ну, прекратили немедленно!!!
И добавила непечатное ругательство. Это подействовало безотказно – мужчины повернули головы и замерли, тяжело дыша, глядя на меня круглыми от изумления глазами. Я не смела даже голос повысить на отца, поэтому обрушила свой гнев на того, кого совершенно не боялась – на Алексея. Подлетела к нему, как фурия, хорошо, что он успел меня за руки перехватить.