26. Луиза
Поднимаясь по трапу частного самолета, наверное, я должна радоваться, удивляться, предвкушать наконец, такую возможность, но все это меня не трогает. Я не замечаю ни услужливый персонал, ни шикарную обстановку, которая не идет ни в какое сравнение даже с бизнес-классом, уж не говоря о экономе, к которому я привыкла. Но я просто плюхаюсь в кресло, указанное мне, молча пристегиваюсь по привычке и отворачиваюсь к окну. А всему виной он, Себастьян. Мое растущее с каждым днем раздражение вызвано тем, что вот уже три дня, как мы общаемся лишь по вопросам работы, все остальное время он где-то пропадает. И сколько бы я не уговаривала себя, что это к лучшему, что нас связывает только прошлое и работа, с каждым днем я сама верю в это все меньше. Три долгих дня, прошедших с того памятного разговора ночью, когда он не обращает на меня никакого внимания. Иногда я чувствую на себе его обжигающий взгляд, но стоит мне взглянуть в его сторону, как Себастьян тут же отворачивается. За все это время он ни разу не дал мне понять, что я ему хоть сколько-нибудь интересна, больше нет наших перепалок, от которых зажигалась кровь, нет больше горячих взглядов, обещающих неземные наслаждения, нет ничего, только работа, и как только она заканчивается, он уходит в неизвестном направлении и появляется только глубоко за полночь, сразу же скрываясь в своей комнате, и не появляется оттуда до одиннадцати. Где и с кем он проводит свое время остается загадкой.
- Луиза, - Марк трогает меня за плечо. - Все в порядке? Может, тебе нужно чего-нибудь?
Улыбаюсь ему и отрицательно мотаю головой и, уже отворачиваясь обратно к окну, натыкаюсь на мрачный взгляд глаз растопленного шоколада, но Себастьян так быстро усаживается на свое место спиной ко мне, что мне начинает казаться, что этот взгляд - просто обман зрения. Я, оказывается, даже не представляла себе, как хочу быть рядом с ним, насколько хочу быть единственным объектом его внимания. Все мои льстивые речи самой себе про работу и контракт - обычный самообман. Я вновь попалась на удочку его обаяния, и единственное мое желание - это быть с ним рядом. Ничего не изменилось. Моя безответная любовь все еще со мной.
В конце концов, надо взять себя в руки, нам еще работать вместе. Себастьян ничего мне не обещал, я все придумала сама. Я словно мантру вот уже в который раз твержу себе эти слова. Он умеет быть галантным, обходительным, обаятельным - просто идеал мужчины, но он первоклассный актер, вчера мне довелось убедиться в этом лично. Вчера мы снимали фото для альбома, и как профессионал я не могла нарадоваться: работать с Себастьяном одно удовольствие. Для него не существует, кажется, ничего невозможного, он готов воплотить в жизнь любые идеи. Он способен сыграть любую эмоцию, изобразить всевозможные оттенки чувств на своем лице. Проблемой стало то, что я хотела вызвать у него проявления живых человеческих чувств, а не профессиональной игры. Мне не нужны проявления актерского таланта, пусть и самого высокого уровня, мне нужны его чувства, те отзвуки обнаженной души, которые я услышала в песнях. Осталось понять, как достучаться до него настоящего.
Мои размышления прерываются их непосредственным объектом: ко мне в кресло напротив усаживается Себастьян. Наверное, в моем взгляде отражается мое недоумение, потому как он показывает мне блокнот и ручку со словами:
- У нас есть немного времени, может, позанимаемся русским.
Я, конечно, давно уже поняла, что учитель из меня так себе, но даже не представляла масштабов трагедии. С Лусией, в основном, занимается мама, я смотрю со стороны. И вот попробовав на собственной шкуре, у меня есть стойкое желание побиться головой об стену. Когда Себастьян озвучил мне свое желание заниматься, я была уверена, что проблемы возникнут с объяснением грамматики. Как же я ошибалась! Мне, говорящей на языке с рождения, даже в голову не могло прийти, что мы застопоримся уже на первых бувах алфавита. Я попыталась вспомнить, как в свое время объясняли мне, но это было так давно. Поскольку я родилась и жила до восемнадцати лет в Великобритании, большую часть моего общения проходило на английском. И мама тогда наняла мне репетитора, с которым я занималась почти до своего отъезда в Россию. Теперь, когда я пыталась вспомнить, как буквы учила я, у меня такое ощущение, что оно само собой как-то выучилось. А попробуй объясни человеку, всю жизнь пользующемуся латиницей, знаки кириллицы. Если буквы Б и В мы как-то пережили, на Г и Д Себастьян смотрел уже с тоской, Е принял к сведению, однако звук, записываемый данной буквой, ввел нас обоих в ступор.