— Все вы, наркоманы, одинаковые, — вздохнул Дойчлянд, но тропикамид всё же достал.
Заваривать амфетамин на тропикамиде – наслаждение изысканное, не для всех. Тонкости оттенков прихода будут зависеть исключительно от пропорции смеси. В среднем из флакончика «Тропикамида» берут полтора — два куба. Физраствор в этом случае не используют. Если тропа взять мало, то усиление пойдёт в сторону эйфории. Говорят, если грамотно смешать амфетамин и тропикамид, то эффект будет напоминать твой самый лучший мефедроновый приход. А уж если глазные капли сделать основой для мефедроновой инъекции… Впрочем, речь сейчас не об этом.
Если же тропа взять больше, то холинолитический эффект будет сильнее. Изменится цветовое восприятие: всё характерно пожелтеет. С увеличением дозировки появится ощущение безумия и сюрреалистичности всего происходящего. Если ставить совсем много, испытателя ждут выраженные псевдогаллюцинации. Но несомненным плюсом тропикамида по сравнению с другими холинолитиками является минимальное количество неприятных побочек: при малой дозе они вообще не чувствуются.
Когда используемые спиды не лучшего качества или их меньше, чем нужно, тогда происходит резкий эмоционально неприятный выход минут через тридцать или сорок. Продолжительность действия тропикамида даже меньше, чем у мефедрона, этим объясняется сильное желание догнаться. Порой люди, бахающиеся чистым тропом, дёргают поршень излишне часто, а, перекидываясь в холинолитическую несознанку, делают это нон-стоп, совершенно забывая, что минуту назад они уже укололись. При таких условиях пара флаконов улетает часа за два.
Но вернёмся к Илье.
Через какое-то время ему действительно стало лучше. Кисти рук распрямились и стали подвижными, его общее самочувствие выровнялось. Но в работе его психики случился сбой. Илья стал бродить по комнатам в поисках всего, чем можно поставиться. В ход шли использованные шприцы, заваренный глицин и феназепам.
Останавливать друга в его безумии вскоре перестали пытаться. В притоне уважали право на саморазрушение. К тому же это давало поводы для издевательств и шуток, которые сплачивали их микросоциум, наполняя его своим особенным мифом, непонятным никому извне.
5 сентября
Около десяти утра в дверь притона бесцеремонно стучались. Время для пробуждения было неслыханное: у тех, кто проснулся из-за шума, даже была возможность увидеть Солнце.
— Открывай, хуйло, — неизвестно к кому из-за двери обращался пьяный голос Миро.
— Не ори ты, долбоёб! — в полубессознательном состоянии Дойч открыл дверь. — Честных людей будишь…
— Не ной, педик, давай бухать, — Миро стал греметь содержимым рюкзака.
— Отъебись! Иди к фашистам, я сплю, — отрезал Дойчлянд.
— Ну и ладно, зануда хуев, — обиженным голосом ответил Миро и пошёл в общую комнату. — Гомики, просыпайтесь…
Дойчлянду не было дела до принесённого пойла и пьяных кудахтаний цыгана, он воткнул отвёртку в отверстие для щеколды своей межкомнатной двери, тем самым обезопасив сон от посягательств сожителей. Ему так казалось…
Спустя двадцать минут, отвергнутый всеми Миро, стал искать утешения. Поскольку его самым близким другом был Дойч, то и жизнь портить своим присутствием цыган решил именно ему. Миро без перерыва тарабанил в дверь и призывал немедленно напиться. Дойчлянд ворчал, но вскоре уступил.
Пьянствовали до вечера. Между делом Миро обеспокоился состоянием Ильи, и, узнав, что музыканту от спазмов помогает амфетамин, предложил свою заначку. Илья незамедлительно согласился.
Лютая коричневая спидуха легла в ложку, была залита кипячёной водой и через поюзанный шприц, без петуха, совершила стремительный вояж в «столицу Австрии».
К слову, Миро этот стафф пёр около суток, именно поэтому он не спешил его сдалбливать. Для Ильи же этот завар стал судьбоносным, даже роковым, хотя и временно избавил его от спазмов. В тот день музыкант сделал свою последнюю инъекцию. Только т-с-с! Ребята об этом ещё не знали.
В тонком мире дельфин с шестью крокодильими лапами бушевал. Тёмные струи сочились по каналам Праздника, отравляя призрачного хранителя. Существо чихало, прыгало по крыше притона, пыталось укрыться у стен рюмочной, но энергия, которую генерировало в нашем мире тело Ильи, находила мерцающее чудовище и мучила его.
Тем временем в притоне Миро терял человеческий облик, а к Дойчлянду на огонёк собирался зайти мальчик старшего школьного возраста, чтобы заняться сексом под чем-нибудь интересным.
Услышав о предстоящих гомосексуальных утехах, гомосексуальный же Миро устроил целую истерику. Мол, как же так, бурить угольные шахты и без меня? Цыгана это страшно расстроило. Но на стороне Дойчлянда была бо́льшая трезвость. Миро грязно ругался, пытался вяло сопротивляться, когда Дойч выносил невменяемого цыгана спать на лужайку около дома. Поступок, на первый взгляд, не очень красивый, но даже Иисус после полугода вписок прогнал бы Иуду на мороз, если бы тот мешал ему ебать юного мальчугана под мефедроном.