Гнилостная нить из иного мира, тянувшаяся от Ильи к монстру с телом дельфина и шестью крокодильими лапами, начала ослабевать, а когда машина скорой помощи доехала до Софийской улицы, совсем исчезла. Чудовище принялось жадно пить соки Праздника, сочившегося из борозд удовольствия, которыми были испещрены все окрестности «Елизаровской».
15 сентября
Дождь лил непривычно долго. В такую погоду спать бы да спать, но Дойчлянда даже во сне мучила мысль о необходимости навестить Илью. Вчера это делать было не с руки – терзал отходняк. На сегодня же отмазок для самого себя у героя не нашлось, поэтому он собрался и поехал в Купчино.
Дойч добрался до места полностью промокшим, но даже перспектива погреться не была заманчивой, учитывая, в какое неприветливое помещение нужно было войти. Обшарпанное бетонное чудовище нависало над Будапештской улицей. Обрамлённое вдобавок тяжёлыми тучами оно приобретало тот ещё видок: трудно было представить, что хотя бы на каком-то из этажей мог быть не морг. Однако именно сюда свозили люмпенов, наркоманов, стариков и бомжей, которых отказывались принимать в цивильных учреждениях. Трудно представить, что должен чувствовать человек, который давеча побывал в токсикологической реанимации и вынужден выйти покурить во двор с такими видами. Даже самая жуткая галлюцинация выглядит привлекательнее. Хотя… Дойчлянду ещё предстояло это узнать.
— Привет, Илюша, — отыскав среди сорока коек ту, на которой лежал его друг, Дойчлянд поздоровался.
— Привет, братец, привет, — не терял духа полумёртвый Илья.
— Идите в жопу, пальцеглазые выпиздки! В жо-о-опу! — надрывался пожилой бородач, лежавший по соседству с Ильёй.
— И это целый день так? — полушёпотом спросил Дойчлянд Илью, легонько кивая в сторону деда.
— Братан, 24 на 7, ебануться, ха-ха, — ответил Илья. — Это самое жуткое место, в котором мне доводилось, блядь, бывать. Ты ж знаешь, я побывал много где, ебать, но тут… — Илья закатил глаза, — полный трындец. Ты посмотри на этого ебаната, — по одеялу Ильи полз таракан, — на помойке чище, ей-богу. Кормят помоями, но это ладно, но ещё и ебучие муравьи в еду заползают. Короче, мне надо отсюда съёбывать.
— Погоди, погоди, а что с тобой в итоге случилось-то? — начал переходить к сути Дойчлянд.
— А случилось… — всплеснул руками Илья, — нихуя!
— В смысле? — удивился Дойч.
— Они говорят, что жить буду и всё у меня заебись, — слегка улыбнулся Илья, но вышло у него совсем невесело.
— Бля, как это не говорят? Они руки твои видели? — Дойч потрогал друга за почерневшие конечности. — Это некроз, не?
— Дружище, я не ебу, — устало выдохнул Илья. — Говорят, полежать у них ещё надо, может, потом что-то скажут.
— Это какое-то ебланство, — продекламировал недалёкую от истины сентенцию Дойчлянд.
Около часа герой пытался приободрить друга, после чего двинулся по страшным, кишащим тараканами и безумцами (в халатах и без) коридорам в поисках лечащего врача Ильи.
Пожилой седовласый мужчина, выполнявший роль эскулапа, только развёл руками, ничего большего, чем то, что уже знал о своём состоянии Илья, Дойчлянду не сказав. Так уж заведено, что в курс дела вводят только родственников. Но даже сам больной, видимо, в эту категорию не попадает.
Не узнав ничего продуктивного, Дойч сгонял в магазин, накупил на все свои триста рублей разной вкусной ерунды, отнёс подгон Илье и поехал домой.
А дома набирал обороты локомотив Праздника, конечной остановкой которого был день рождения Ефрейтора. В притон стекались все сливки подпольного общества: традиционалисты, купчинские гепатитные наркоманы, тусовщики и прочие друзья злачной вписки.
Дойчлянда встретили сливовым вином и даже кое-какой жрачкой, сварганенной на скорую руку. После трапезы у героя не осталось никаких моральных сил, и он заперся в своей комнате.
Отдохнуть у него не получилось, поскольку через полчаса в дверь стал ломиться слегка пьяненький Миро. Герой испытывал эмоциональную зависимость от цыгана. Даже в минуты внутреннего опустошения или частых приступов отчуждённости и отчаяния, Дойчлянд принимал Миро. В этот раз случилось то же самое.
Пока комната матери Дойчлянда взрывалась звуками музыки, пьяным гоготом, топтанием и хлопаньем, келья героя наполнялась водочным умиротворением. Миро редко приходил с пустыми руками.
Вдруг на телефон цыгана пришло сообщение от его молодого любовника: «Я на Московской, вызови такси, плиз». Дойчлянд был не против – когда количество человек в квартире зашкаливает за все мыслимые пределы, наличие лишних юнитов ничего не меняет.