— А ты раньше был ранен?
— Да. Весной попал под фосфор.
— Долго лечили?
— Четыре месяца в госпитале, пересаживали кожу с бедра на бок, — он задирает куртку, демонстрирует малозаметный шрам и собирается снять штаны.
«Проза» жестом останавливает его и поясняет, какие истории ему нужны.
— На моих глазах комполка убило. Мина! Без каски был…
«Проза» ждет продолжения.
— А еще мы однажды снайпершу поймали. Ну не совсем мы. Мы карточки местным раздавали — куда звонить, если встретят незнакомого. И вот прибегает женщина, говорит, видели чужачку. Мы бегом! Нашли только лежку, винтовку и вещи. Решили село прочесать, а ее уже местные жительницы поймали и прилично так космы ей надергали. Еле отбили.
— А что потом?
— Сдали фейсам… биатлонистка… оказалась…из Прибалтики.
— Это здесь было?
— Нет. Попасная.
Он некоторое время молчит.
— А раньше где служил?
— СОБР, снайпер. Я вашу Москву хорошо знаю.
— А сейчас снайпер?
— Не. Пулеметчик.
«Проза» вспоминает, как в юности один раз стрелял из РПК.
— Говно, а не пулемет. ПКП лучше, — авторитетно заявляет Иван.
— Почему?
— Три магазина… стволы перегреваются… он начинает пулями плеваться. Видно, как пули впереди на землю падают… Рядом совсем.
— А автомат?
— Автомат лучше. Пять магазинов выдерживает, а потом тоже… плюется… надо дать стволу остыть.
Во двор госпиталя влетает пыльный зеленый автобус «Богдан», весь изрешеченный пулями, осколками, на грязном борту небрежно намалеван зеленый крест и несколько букв Z.
Из кабины вываливается маленький тощий пожилой шофер:
— У нас тяжелый!
«Проза» с Иваном бегут к кормовой двери автобуса, откуда двое ополченцев вытаскивают носилки. Из приемного покоя уже выбегают медики. Им помощь не требуется. Раненый в одних трусах, желтое лицо посечено осколками, поперек груди бинт.
— В сознании? — кричит санитар справа.
— Нет! — отвечает водитель автобуса.
Стопы раненого безжизненно болтаются, когда носилки уносят в приемный покой. Санитарный автобус уезжает так быстро, словно его преследуют.
«Проза» и Иван возвращаются на скамейку.
— А куда была рана? — спрашивает солдат.
— Я видел на груди повязку.
— Не показывай на себе! — резко обрывает боец «Прозу». — Нельзя!
Они молчат.
Через пять минут из главного входа двое санитаров выносят носилки с телом в черном пакете, грузят в госпитальную «санитарку» — двухосный КамАЗ с кунгом — и уезжают. Вот так вот, почти на глазах «Прозы» умер человек. Пять минут, и все.
«Купол» выходит покурить, садится рядом на лавку:
— Черные пакеты словно растут под деревом. Мы их увозим, а они появляются снова, то больше, то меньше. Но никогда они не исчезают.
«Проза» в недоумении смотрит под дерево, откуда уехала труповозка.
— Не здесь. Это фраза с прошлого места. Я тогда подумал об этом. Сюр какой-то.
«Купол» тушит окурок.
Вопрос Ивана «Проза» не слышит, только ответ начальника госпиталя:
— В спину, истек кровью… Они его пустого уже привезли. Мы ничего не смогли сделать. И неизвестно, ни кто он, ни откуда.
— А жетон?
— Не все его носят, — отвечает Иван и вытаскивает свой жетон поверх маскировочной куртки.
У него, как и у «Прозы», на одной цепочке с жетоном крестик.
«Купол» уходит.
— Давай я тебе почитаю. У меня есть рассказ про смерть. Короткий. Мне важно твое мнение.
«Проза» идет в машину за сборником, куда включены его рассказы, а когда возвращается, видит молодую женщину на соседней скамейке. Тени деревьев на больничной аллее немного, значит, ей тоже придется слушать. Девушка утыкается в телефон. «Проза» читает вслух три коротких рассказа.
Ивану они нравятся. После третьего «Проза» вспоминает Пушкина и Наталью Гончарову:
— Девушка, мы вас не раздражаем?
— Нет, хорошие рассказы.
— Иван, извини! — «Проза» хлопает солдата по плечу и пересаживается на скамейку к женщине.
Она — вдова комбата, который погиб, спасая своих солдат. У нее двое детей.
Глава 3
Пятисотые
— На эту колбасу даже мухи не садятся! — рекламирует закуску замполит.
Завтракают впятером: начштаба «Дрозд», зам. по тылу «Синица», зам. по вооружению «Кречет», замполит «Пустельга» — четыре подполковника и «Проза».
Еды вдоволь, можно приходить дважды — никто не откажет. Два повара управляются со всем. Гарнир — каша или макароны, всегда тушенка — трижды в день, на обед — щи. Сахара в чае, как в кока-коле, аж зубы сводит, но приходится терпеть — служат в основном молодые мальчишки, их мозгам нужна глюкоза.