Шатер взорвался аплодисментами – на экран вывели результаты голосования, которые в несколько раз превысили необходимую планку. Оля, которая выглядела в этот момент, как актриса, получившая «Оскар», зарыдала от счастья.
А на сцену на алой шелковой подушке вынесли знаменитую корону-кокошник шоу «Царевна-лягушка». При виде ее Ольга разразилась новыми рыданиями.
Подушечку с роскошным украшением протянули Глебу и он взял слово. По традиции он первый поздравлял победительницу и водружал кокошник на ее голову.
– Я хочу рассказать вам об одной девушке, - начал Рудной, и стало очень тихо. – Чудесной девушке, которая удивила меня и всю съемочную группу своими талантами, своей искренностью, добротой и… какой-то настоящестью, которую сейчас так редко встретишь в людях. И особенно в девушках. Она не гналась за призами, не лезла из кожи вон, чтобы понравиться нам и зрителям. Она меня поразила. Я все время думаю о ней.
Восторженное «О-о-о-о-о-о» пронеслось по шатру.
– О, спасибо, - польщено улыбнулась Ларичева и потянулась к короне. – Спасибо, мне так приятно! Я тоже думаю о тебе, Глеб, и…
– Я еще не закончил, - улыбнулся в ответ Глеб. – Так вот, эта девушка достойна называться царевной и достойна этой короны. Действительно достойна. В отличие от тебя, Ольга.
– Что? – бывшая подруга непонимающе вытаращила глаза.
А в следующее мгновение на весь огромный экран показали злое и высокомерное Олино лицо. Громко зазвучал ее голос: «Дурой ты была, дурой и осталась. Ты со своей теткой Параскевой была хороша в зашивании платья, которое я прожгла. Или в написании слезливого стишка, благодаря которому я поцеловалась с самим Липницким. Какая ты мне подруга? Так… маникюрша. Обслуживающий персонал».
– Как? – прошептала я, чувствуя, что воздуха мне не хватает. – Как это возможно? Откуда? Что происходит?
– Ничего особенного, - улыбнулась Варя и показала мне что-то крошечное. – Просто скрытая камера на воротнике твоей кофты. Да-да, это я его прикрепила, а потом сняла и передала запись организаторам.
Я схватилась за сердце, не в силах поверить, что происходящее вокруг меня реально.
– Я думаю, что вы все согласитесь, что такая девушка недостойна стать победительницей нашего конкурса, - продолжил Глеб, указывая на экран. – Мы вместе с организаторами шоу приняли единогласное решение аннулировать результаты голосования, полученные Олей в результате обмана, различных махинаций и введения нас в заблуждение. И присудить победу другой девушке.
– Это какой еще другой? – обомлела бывшая подруга. – Вы не можете так поступить! Это какая-то ошибка! Я победила! Я царевна! Я! Я!
Но ее вопли утонули в громком звуке вновь включившегося видео. Показали тетку Параскеву, которая рассказывала про то, как мы с ней заполночь делали нашивку на платье. Потом моего отца и Варю, которая рассказала о том, что стихотворение написала не Оля, а я. Да еще и редактировала его по ее просьбе. А потом показали меня. Оказывается, меня очень много снимали, а я даже не знала об этом…
Но на экран я почти не смотрела. Он был как бы фоном, мельком, словно на периферии сознания. Я смотрела в глаза Глебу. А он смотрел на меня.
– Не был он с тогда Ларичевой, она тебе наплела, - тихо сказала Варя. – Он же тогда пьяненький от нас ушел, она к нему в постель залезла и фоток наделала. А потом он вырубился.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю! – твердо сказала сводная сестра. – Я ему рассказала, что Ларичева мухлюет, а на самом деле ты ее косяки разруливаешь. И они решили снять все по-другому, показать изнанку шоу и… закрыть его. Ты слышишь, Ульян? Твое имя называет! Он зовет на сцену, чтобы надеть на тебя корону. Они без всяких голосований присудили победу тебе. Ты – царевна! Глупая, иди!
Варя силком выпихнула меня в проход.
И я пошла. В своих простеньких джинсах и темной кофте. Сквозь сотни взглядов. На ватных, подгибающихся ногах. Шла и никак не могла поверить в происходящее.
Корона была страшно тяжелая, съехала набок и чуть не упала, но ласковые руки Глеба подхватили ее и он помог удержать украшение. Заиграла музыка, тысячи разноцветных блесток-конфети осыпали нас из-под купола шатра.
Но в следующую секунду все это перестало существовать.
Потому что он меня поцеловал.