— Плевать, — еле ворочая языком, произнес волк.
Игорь прикрыл глаза и замер, поглощенный своим оцепенением. В голове всплыла вялая мысль: «Осталось два дня». Через два дня он умрет. Вот так бездарно и глупо. Ни в схватке, ни защищая свою стаю, ни дожив до почтенной старости, а в угоду трем сумасшедшим существам, устроившим тут культ своих амбиций. И богиня тут не причем. Мать не может жаждать смерти своих детей, даже если они неразумны. Она не оставит их заботой. У него была мать, и Игорь знал, на что она способна ради своего волчонка. И эта самка, всего лишь оборотень, а ламии говорят о богине, ставшей прообразом всех матерей.
Он открыл глаза и снова вывернул голову.
— Помоги, — слабо шепнул волк. — Ты же Великая…
Богиня ответила молчанием. Ее глаза были так же пусты, как и душа оборотня. И Игорю вдруг пришло на ум, что ей тоже некуда деваться от кровожадных жриц, как и ему. Он горько усмехнулся, расслабился и опять сомкнул веки, но уже через минуту в груди заворочалось недовольство. Человеческая часть сознания была слаба, но звериная не желала мириться с происходящим. Инстинкт самосохранения пробуждался, дергал, зудел под кожей, словно пойманная оса, жалил всё сильней, вынуждая очухаться и волка. Глаза Игоря распахнулись, и к змеиному солнцу устремился злой упрямый взгляд.
— Идите в ж. у, твари, — прохрипел оборотень. — Член вам во всю морду, а не мою шкуру.
Он не хотел умирать. Не сейчас и не так, и даже был благодарен всем богам за то, что родился полузверем. Без этой скрытой части своей сущности он лежал бы сейчас покорной овцой, как его предшественники, только волчья душа не позволяла плыть по течению в угоду рехнувшимся маньячкам. Однако в его положении появился неоспоримый плюс, скрыть слабость было невозможно. Может и не придется издеваться над собой, выматывая бесплодными попытками оборота.
Однако чем больше он приходил в себя, тем чище становился разум, и тем больше силы возвращалось. Даже человеческий разум откликнулся протестом на скорую кончину. Оборотень помрачнел. Рядом с плюсом стоял и жирный минус. То, что в нем поддерживало жизнеспособность, оно же и играло против своего хозяина.
— Черт, — выругался Игорь.
Значит, от самоистязаний никуда не уйти… Лишь бы помогло. Оборотень прислушался, но за дверями было тихо, и он начал оборот. Порыкивая и скрипя зубами, волк содрогался под попытками тела измениться. Челюсть деформировалась из-за увеличившихся зубов, но, мало соображая от боли, Игорь закусил губу, чтобы сдержать стон, и привкус собственной крови отрезвил его, заставил расслабиться. И всё прекратилось.
Он лежал, жадно глотая воздух пересохшим ртом, судорожно вздрагивал всем телом, но был доволен вернувшимся чувством опустошения. Оборотень занялся зализыванием губы, но когда появилась Майя Петровна, след еще оставался, правда, небольшой. Она остановилась рядом с алтарем, внимательно посмотрела на волка и покачала головой.
— Совсем бледный. Ослаб. Нехорошо. Испортит Марте всё удовольствие, если будет лежать, как ее отец и дед.
Оборотень ответил тяжелым стоном. Женщина провела влажной губкой по его лбу, тронула губы, и он жадно открыл рот.
— Нет, все-таки сильный, — заметила ламия. — Еще есть реакции. Очухается.
Игорь выругался про себя, запомнив еще один признак безразличного обессиленного тела, которому можно доверять. Ничего, у него еще было время. Однако со старшей ламией он так и не заговорил. Она заметила, как подрагивают его ресницы, задавала вопросы, но ответов не услышала. Даже на откровенное прикосновение к себе сегодня волк остался равнодушным. Матерился про себя, клялся отгрызть бабуле руку, но внешне оставался безучастным.
— Ничего, к вечеру ты будешь готов продолжить, — произнесла Майя Петровна и ушла.
Вскоре появилась Яна. Сопротивляться ей Игорь не стал, покорно поел, но своего молчания не нарушил.
— Ты сегодня неразговорчив, лапочка, — заметила средняя ламия. — Марта тоже без сил, еще спит. Ее пришлось уносить, представляешь? Всё-таки есть в тебе что-то такое, что заводит сильней, чем обычно. Даже мы с мамой поддались возбуждению. Это было безумно сексуально, даже лучше, чем в первый раз, хоть ты и был обездвижен. И твоя кровь… Она необычная. После нее распирает всё внутри, просто экстаз какой-то. И знаешь что, сегодня я проснулась, и поняла, что мне жаль терять такого самца. Однако если ты выберешь жизнь, от самца в тебе останется только воспоминание. Наверное, тебе и вправду лучше умереть.