Очередной закат окрасил тусклыми красками холодную пустыню тленного мира бездушных. Уэко Мундо — весьма примечательное место, с запоминающейся атмосферой мнимого покоя и одновременно угнетающего одиночества. Далекий песочный пейзаж с опасно-ласковой тишиной обещал его наблюдателям упоительный сюжет для предсмертной сказки.
Уже в который раз она наблюдала за уходящим светом и мрачными переливами мутных красок, оставлявших слабое пощипывание на слизистой глаз.
Бывшая Эспада, именуемая когда-то Третьей, стояла на краю крыши чудом уцелевшего дворца Лас Ночес. Одна, но с целым легионом непрошенных, мятежных мыслей. Ее реяцу уже не колебалось, как раньше, не взрывалось под действием импульсивных, эмоциональных порывов, не начинало спонтанно воротить искривленную реальность и пострадавшую память.
Неллиель стала собой. Навсегда. И в один ничтожный миг.
Короткий, немыслимый, замирающий на кончиках волос и шраме аккуратного носа.
Миг его предсмертного взгляда и растянутого имени на ее устах.
«Ннойтора.»
Почему их взгляды встретились? Ведь это была только его битва. Зачем он вообще решил оставить своему глазу столь ненавистный, раздражающий образ? Запечатлел в кратком моменте вечность ее бесконтрольного сожаления.
Бывшая Третья каждый раз пыталась заглушить эти вопросы. Смыть тревожные попытки объяснить все с точки зрения логики и здравого смысла.
Если бы в отношении данного арранкара это вообще работало.
Призрачный, слабо уловимый ветер едва ощутимо потревожил тяжелые локоны ее длинных волос, а восстановленная реяцу предупредила о приближении самодержца жалкой кучки выживших пустых.
— Сегодня он ведет себя слишком тихо. — раздался рядом рычащий голос Гриммджо.
Он подошел ближе и сплюнул сухую травинку вниз, прищурив яркие голубые глаза. Ему нравилось быть здесь, жить на воле, как подобает дикому, необузданному хищнику. Даже успел собрать вокруг себя несколько чужаков, став их неоспоримым лидером.
Нелл ему не ответила, потому что ответить было нечего.
В тот злополучный день, когда ей вздумалось отблагодарить молодого шинигами с огненным пламенем в волосах, что-то внутри сломалось. Перестало работать, как раньше. Спокойно и непринужденно.
Она согласилась на бой, который ей столько раз обещал Пятый. Нагло, с неприсущим озорством, предстала в высвобожденной форме своего Ресуррексиона, и поразила глубоко в грудь этого неугомонного грубияна.
Она всегда была быстрее Джируги, ловчее и собранней. Он проигрывал из-за своих животных инстинктов, примитивной злобы и агрессии. Но когда на поле боя вышел шинигами со странной прической и едва заметной ухмылкой, все стало меняться.
Абсолютно все.
Нелл слышала крики боли Ннойторы, слабо содрогаясь от каждого взмаха Санта Тересы. Видела, как остервенело он старался и горел от одержимого счастья быть убитым в бою с таким сильным соперником.
Он вообще никогда не дружил с головой.
«Ннойтора.» — произнесла тогда девушка едва слышно, задохнувшись от гнёта темной серости его колючего взгляда.
Потом была боль, где-то в груди и моментально распространилась по всему телу. Дальше последовал внутренний щелчок с коротким криком и оглушающий, колоссальный взрыв. Ее тело налилось свинцом, мышцы окаменели, а волна пробужденной реяцу снесла с ног всех присутствующих.
Еще никогда, Неллиель не была такой быстрой. Сонидо зашкаливало, глазницы черепа маски светились, а волны духовной энергии смыли со лба и носа кривой розовый шрам. Будто его там вообще не было.
Еще никогда, она не действовала по внезапно вспыхнувшему намерению. Непродуманному, несвойственному и неопределенному.
Протянутые руки приняли тяжесть израненного тела, а босые ноги совсем не касались прохладного песка. Она летела, терпя боль в пояснице от острого лезвия тяжелого духовного оружия Пятого.
Сверхскорость и упрямая идея бились в ее сильном теле вместе со странным несогласием. Отрицанием итога того рокового боя. В груди болело и сжималось, словно там должно было забиться смертное сердце. Губы пересохли, а песчинки продолжали царапать кожу лица.
Она принесла тело раненного воина к ступеням главного входа Лас Ночес. Размытые обрывки удивленных лиц сменялись подозрениями и неверием в увиденное. Слишком много духовных сил было потрачено, но лаборатория Заельапорро Гранца и аура незнакомого ей артефакта под названием Хогьёку, приняли на себя процесс восстановления поверженного Эспады.
Ннойтора дрожал и слишком громко хрипел. С губ стекала густая кровь, а резанная рана и обрубки вместо рук поразили даже самого невозмутимого среди них.
Улькиорра Шиффер был ярким примером идеального воина элитной Эспады Пустых. Немногословный арранкар, с печальным взглядом и опущенными уголками губ первый вышел помочь «предательнице»
Нелл открыто подружилась с шинигами Куросаки, отвергая свою пустующую суть. Она пацифистка и была категорична в отношении глупой идеи конкурентности между своими собратьями.
А была ли она вообще пустой?
Бывшая Третья нахмурилась, не желая ощущать беспокойный зов тревоги внутри себя.
— Он должен был остаться там, с распоротой грудиной…— растянул с недовольством Гриммджо. — Но ты снова вмешалась, самовольно нарушив бой. — небесные глаза Шестого устремились к ней. — Это был его выбор. Ннойтора предпочел смерть, а ты лишила его и этого. — обвинительные нотки в сочетании с протяжным рычанием заволновали воздух возле ее плеч. — Какого хрена, Нелл? Ведь эта муть никогда не закончится!
Под мутью, Гриммджо подразумевал ее с Джиругой непонятное и вынужденное противостояние. Оно началось с самого начала, как только она решила вступить в ряды Эспады под руководством чрезмерно идеального Айзена Сосуке. Бывшего капитана пятого отряда Готей тринадцать из Общества Душ.
Вначале это были короткие взгляды, обретавшие со временем колючесть и презрение. Дальше пошли непонятные насмешки и грубое злословие со стороны худого, но очень высокого арранкара. Его темные волосы небрежно падали на плечи, а большой рот кривился в отталкивающей улыбке с издевкой.
Тогда Ннойтора не был Пятым, но звание местного засранца заполучил практически сразу. Даже Гриммджо со своими повадками адьюкаса, по сравнению с ним казался образцом благородства и почтительности.
Она часто называла Джиругу глупцом, а еще животным, потому что он был им. Грубым, непримиримым и подлым. Шовинист в чистом виде и садист - распутник.
Но что-то бурно сворачивалось между ребер, вызывая слабое напряжение, стоило ей столкнуться с тогда еще Восьмым. Не важно, где и кто был этому свидетель, Нелл не могла понять, откуда такая реакция и что происходило с пространством вокруг них.
Ее неспешная походка еще больше замедлялась, глаза вынужденно подчинялись немому приказу игнорировать, а дыхание и вовсе останавливалось.
Все ради полного контроля и весьма упрямого желания продемонстрировать свою нерушимую гордыню.
— Давно пора ответить. — мрачно проговорил Гриммджо, а потом еще раз бесцеремонно сплюнул вниз и развернулся.
Нелл так и продолжала стоять в тишине, чувствуя то самое напряжение, которое успело заразить все внутренности. Она закрыла большие, кварцевые глаза, заблестевшие после исчезновения последнего солнечного луча. Губы раскрылись, выпуская протяжный выдох.