- Забей. – Коротко целует в губы. Так мы обычно прощаемся. – Пока. - И уходит. Я только успеваю уловить в поле зрения его, взметнувшиеся в воздухе, пряди волос, после чего перевожу шокированный взгляд на другую сторону дороги, где, опёршись о дерево и скрестив руки на груди, стоит Адам…
***
Дома я устроил сестре, чуть ли, не истерику со всем своим накопившимся раздражением. Она только непонимающе смотрела на меня, делая мелкие глотки из чашки, наполненной горячим чаем. Я вылил из себя всё накопившееся со вчерашнего вечера до сегодняшнего дня. Хотелось задушить её за то, что она посмела привести в дом этого грёбаного наблюдателя. Он меня уже порядком достал, хотя знал я его всего день и близко с ним не общался. Думаю, бывает такое, когда человек раздражает всем просто так. Эллен виновато кивала, опускала глаза и потирала ладонями колени, но ничего не говорила. Наверное, она поняла, что мне нужно выговориться. Когда же я закончил свою триаду о том, как сильно ненавижу сегодняшний день и этого ублюдка, она вынесла приговор:
- Он тебе нравится. – Сестра взяла кружку со стола и понесла её к раковине, включая противно журчащую воду.
- Что?! – меня это взбесило окончательно.
- Ты всегда так сначала относишься к человеку, который у тебя вызывает симпатию, - она спокойно гладила пальцами кружку, подставив руки под струю. – Помнишь Диану? Ты тогда был ещё в младшей школе. Каждый день ты приходил домой и рассказывал, как тебя бесит её причёска и громкий смех. Говорил, что ненавидишь её, и постоянно подстёгивал на переменках в коридоре. А потом привёл её домой и вы целовались в ванной… Когда ты перешёл в старшую школу, появилась Лина, которая оставляла нам записочки в почтовом ящике с признаниями в любви, а ты рвал их не дочитывая, после чего как-то ночью не вернулся, а на утро у тебя толстовка пахла её горьковатыми духами. Она очень любила выливать на себя чуть ли не полфлакона. Тебя это тоже раздражало… Дальше была Грета, Карина, Патриция, к которым ты сначала относился также… Мне продолжать?
Что-то на пол упало с громким стуком. Кажется, это была моя челюсть.
- И, наконец, Билл, которого ты считал психом, а теперь зажимаешься с ним в школьном туалете, целуешь при каждом удобном случае и говоришь, что любишь его. Это у тебя особенная черта характера такая, так что с Адамом всё и так понятно. Он симпатичный, загадочный, дружелюбный, улыбчивый и раздражает тебя. Всё сходится, Том. Признай, он тебе нравится… - она улыбнулась мне, проходя мимо и поднимаясь по лестнице в нашу комнату. Ну, вот теперь я окончательно запутан, раздражён и зол. В этот раз зол на себя. Этого не может быть. Неужели у меня всегда так складывались отношения? Не верю. Не верю в то, что моя сестра знает меня лучше, чем я сам себя знаю. Она засунула мне в голову массу вопросов, на которые мозг во время сна постарается найти ответ, и я надеюсь, что он его найдёт, потому что мне надоело беситься на пустом месте.
*17*
Люблю.
Казалось, что он преследует меня. Это было одновременно неприятно, но в то же время я ждал этого. Билл вертелся вокруг, как юла. Всё время старался чем-то привлечь, а так же всё чаще мы приходили не ко мне, а к нему. Я понял почему. К нему Адам не знал дороги и не мог смотреть на нас после школы. Это успокаивало Билла хоть на некоторое время, и он снова мог становиться тем же флегматичным занудой, а не улыбчивой игрушкой со скоростным механизмом, к которому Адам был ключом.
Сестра даже старалась избегать его общения. Она видела, что я становлюсь более раздражительным, заметила, что часто прихожу домой слишком поздно, чтобы только не видеть его наглую рожу у себя в гостиной, где родители преспокойно пьют с ним зелёный чай с только что приготовленным печеньем. В такие моменты я старался пробежать как можно скорее в комнату и запереться там до следующего утра, дня, вечера, а может и месяца. Становилось всё сложнее избегать его. Но ведь… Как бы смешно это не звучало, мне хотелось его видеть. Именно поэтому я рано выходил из дома в школу, чтобы пройти подольше. Чтобы увидеть, как он наблюдает за мной с зажжённой сигаретой в зубах, но при этом корчить противящиеся мины и пускать взгляды куда-то ему за спину. Делать вид, что не замечаю его. Делать вид, что он мне безразличен вовсе. Но в том то и дело… Что только делать вид.
***
Мы с Биллом решили поехать в Берлин, на выставку его любимого художника – абстракциониста. Точнее Билл предложил, а я согласился. Отличная возможность побыть с ним наедине, избавиться хоть на пару дней от Адама, а также, наконец, разложить всё в голове по полочкам.
Билл чуть ли не с силой выпросил у моих родителей согласие на то, чтобы отправиться с ним на выходные в Берлин. Уверял в том, что это полностью безопасно. Говорил, что его мать будет с нами, что отель, в котором мы остановимся, со всеми необходимыми удобствами и что проблем с бюджетом так же никаких быть не должно. Его родители оплатят поездку и проживание. Он говорил и говорил о каких-то глупостях, о замечательном таланте Ансельма Рейле. Хоть моя мать ничего совершенно не понимала в живописи, она всё равно слушала во все уши, иногда задумываясь, прикусывая губу и поглядывая позади себя на выключатели света. Будто пыталась у них спросить отправлять ли своего сына накануне экзаменов с его другом куда-то, где за ним не будет никакого присмотра. Хотя… По большей части, я думаю, она лишь играла такое волнение из-за имиджа замечательной матери. Ведь на самом деле она задумывалась скорее о том, как использовать эту поездку для себя. Какую извлечь выгоду из решения избавиться от меня на пару дней. Мне даже Билла не нужно спрашивать, чтобы удостовериться в том, что у неё в голове.
Решение было принято. Биллу сложно отказать.
***
До аэропорта меня провожала сестра, ворча всю дорогу. За последнее время она довольно сильно изменилась. Стала менее жизнерадостной. Наверное, это всё из-за этого чёртового Адама… Но сейчас речь совсем не о нём. У меня билет в другой мир. Я держу его в руках, смотрю на время вылета, потом закрываю билет, разглядывая цветастую обложку, открываю снова и вижу в нём что-то яркое. Новое. Я уверен, что эта поездка изменит всю мою жизнь. Или просто откроет дверь в новую. Надеюсь, что ключ не застрянет в двери. Ведь, если застрянет – я задохнусь в старой комнате с красивыми окнами, залепленными газетами, где по диагонали написано имя. Только чьё именно, я ещё не понял…
- Том! – сестра машет перед моим лицом рукой с блестящими браслетами. И если бы их звон меня не отвлёк, я, наверное, так и не вышел из состояния залипания. – Во… - указывает мне пальчиком куда-то вглубь аэропорта, где среди толпы людей в тусклой одежде и с синими мешками под глазами идёт мой яркий Билл и волочит за собой здоровенную сумку. Рядом с ним идёт женщина на вид лет тридцати. С высокой причёской, вытянутым, бледным, будто каменным лицом, в строгом сером костюме. Красивая, но жутко холодная. Наверное, именно такой я себе представлял его мать. Кажется, что человек, работающий столько лет с трупами, не может быть похож на живого.
- Ты рано… - улыбнулся он, поставив рядом с собой сумку, завёрнутую в синюю плёнку, отчего она приятно заскрипела и немного съехала со ступени. – Уже объявляют регистрацию на наш самолёт. Пошли быстрее, а то окажемся в самом хвосте…
Я без вопросов поднял сумку Билла, и, бросив быстрый взгляд на его губы, подошёл к фрау Каулитц. Что меня удивило больше всего, так это то, что когда я поздоровался с ней, представившись и слегка касаясь тонкой руки. Она была очень тёплой. В этот момент стало даже как-то неудобно за первое впечатление о ней…