- У нас же были уже пробные экзамены – и мы справились. Причём ты написал на отлично. Тогда не понимаю, чего паришься. – хохотнул Билл, заглядывая мне в глаза и ласково улыбаясь.
- Так то – пробный… А это то настоящий.
- Да не парься ты! Хочешь – будем вместе заниматься.
- Ооо, нет! – засмеялся я, пододвигаясь ближе к нему и, оглянувшись по сторонам, резко припал к его левому уху. – Если мы будем заниматься математикой также, как занимались немецким, заставляя друг друга выстанывать правила правописания во время петтинга, то мне кажется, что кроме самого петтинга мы опять ничего не запомним…
- Хм… Ну ладно, - кокетливо начал Билл, опустив взгляд, будто пытаясь спрятать тенью от ресниц покрасневшие щёки. – Только обещай мне, что обязательно всё выучишь и будешь решать задачи с примерами днями и ночами, вместо того, чтобы страдать фигнёй, вдалеке от меня! – с наигранной строгостью наказал парень, тряся наманикюренным пальчиком перед моим носом. Мне осталось только улыбнуться и уверенно кивнуть.
***
На этой неделе у нас осталось всего два зачёта, поэтому я решил не уделять подготовке к ним должного внимания. К тому же если учитывать, что эти два предмета – биология и физ-ра. Биологию у нас ведёт классная руководительница, поэтому как-нибудь да полюбому выкрутимся, ну а уж с чем-чем, а с физ-рой у меня точно никаких проблем нет. Поэтому, распрощавшись длительными поцелуями с Биллом – я поспешил домой и зарылся в учебники и тетради, вовсю решая примеры. Говорят, что математика – гимнастика для ума. Вот и начну его тренировать. А то что-то слишком слабенький какой-то последнее время, мысли нормальные найти не может, шокируется вечно. Привыкать должен, необычные люди его всё-таки окружают.
Сестра всё время пока я готовился, сидела около компа с чипсами и, судя по заново опухшим глазам, наконец, решилась прочитать нечто грустное и гипердушещипательное. Понимаю её… Теперь будет вся в депрессии ещё, как минимум, недели две. Очень жаль, что всё так получилось, конечно, но время уже назад не повернуть. Знай я в тот чёртов день, когда соглашался поехать с Биллом в Берлин, что здесь такое произойдёт – забил бы на эту чёртову выставку и остался бы с сестрой. Всё же, как бы я не любил своего парня и как не уважал бы его интересы, но всё-таки честь сестры и её безопасность для меня гораздо важнее каких-то скучных берлинских выставок с фальшивыми людьми в роскошных залах.
За всеми этими формулами и решениями – я даже не заметил, как уснул. И проснулся на утро вновь под музыку. В куче исписанных и поперечёрканых листков, и разрисованных карандашом учебниках. Музыка лилась из колонок, необычно для свыкшихся с J-роком ушей, совсем в этот раз не J-роковая… Играл Мэнсон вперемешку с Placebo и самыми депресняковыми песнями Evanescence, которые только ласкали уши и тянули куда-то вглубь подушки. Эллен сидела на соседней кровати безэмоционально переключая каналы на телевизоре без звука. Появилось ощущение, что она это делает только для того, чтобы занять чем-то руки, а не из интереса к этому ящику с движущимися картинками.
- Любовь-любовь-любовь… - как заевшая пластинка повторяла сестрёнка тихим голосом себе под нос. – Весной показывают хотя бы что-то, не связанное с этой грёбаной любовью? – она выключила телевизор и уронила голову с растрёпанными грязными волосами на мягкие подушки. – Жизнь – дерьмо.
- Ты что так и не ложилась? – потягиваясь, спросил её я и зевнул, заражая мелкую своим расслабленным состоянием.
- Неа… - обезьяний эффект сработал и Элли тоже зевнула, широко раскрыв и без того большой рот. – А ты, я смотрю, спал как убитый. Храпу было на всю квартиру, мне даже тяжёло было читать – пришлось включить музыку.
Я снова уткнулся головой в подушку, отчаянно краснея и хихикая. В школу на зачёт по биологии и физ-ре не хотелось идти категорически. Единственным утешением для меня было то, что рядом будет идти Билл и его можно будет снова держать за тёплую руку.
***
За постоянной учёбой с перерывами на пожрать, поспать и посрать стрелки часов крутились, как вентилятор на самой большой скорости. И казалось, что я ничего не успеваю и, что вообще завалю этот чёртов экзамен. Даже если готовился всю неделю и уже под конец стал повторять уже по сотому кругу пройденное. С Биллом мы только созванивались, и то разговаривали недолго. В основном усталым тоном друг другу жаловались и ныли, что друг по другу скучаем. Иногда я обнаруживал записки на своей кровати, которые Билл передавал мне исключительно через сестру, которую попросил класть их мне на подушку каждое утро, чтобы сделать приятно, но при этом и не дразнить своим присутствием. В основном в них были пожелания удачи, слова любви, а иногда какие-нибудь странные фразы в рифму, которые понимали только мы. Я улыбался и снова садился за учебники со смятыми и залитыми кофеем тетрадями.
Сестре уже стало полегче. По крайней мере, она больше не ворчала под нос о том, - какое дерьмо эта жизнь и начала снова мыть голову, краситься и выходить на улицу чаще.
Когда же настал день самого экзамена – я волновался, наверное, больше всех в этой чёртовой школе. Ненавижу экзамены! И главное, когда выучу всё – бегаю из угла в угол, хватаясь за голову мокрыми руками, а когда не готовлюсь, то особого волнения и нет почти. Что за дурацкий закон подлости?
С небольшим опозданием из-за каких-то проблем с комиссией – наш класс запустили в кабинет и усадили по одному за парты. Билл уселся почти рядом со мной, только на другом ряду и перед тем как стали вызывать – брать билет, подмигнул и шёпотом пожелал удачи.
Казалось, что экзамен длился целую вечность, хотя я и писал почти без передышки, даже наработанная на пальце мозоль прорвалась, и уже под конец экзамена писать было нереально больно. Мне уже было неважно - правильно я пишу или нет – всё было как на автомате, без особого участия моего мозга. Хотелось просто уже поскорее закончить это и уйти. Сдать, выйти из этого противного заведения с чувством выполненного долга и, наконец, хоть раз за всю неделю поцеловать Своего Билла. И неважно где это будет, хоть на крыльце школы – мне уже плевать. Главное сдать и уйти. Сдать и уйти!
Когда я дописал решение последнего примера, из груди вырвалось что-то похожее на мурчание, смешанное с довольным стоном, и я быстрее побежал к столу учителя и с силой ударил листком о стол. Кажется кто-то из комиссии, сидящей за соседними партами даже подпрыгнул на месте, отчего я услышал нервное «ой» и звук съехавших с носа на подбородок очков на нитке с бисерными шариками. Билл дописал несколькими секундами позже меня, правда при этом спокойным шагом подойдя к столу и, с аристократически-пофигистическим выражением лица, мягко положил лист на стол. Правда как только мы вышли из кабинета – всю пофигистичность Билла как рукой сняло и он напрыгнул на меня с объятиями и какими-то непонятными мычаниями. Мы сдали. И я больше, чем уверен, что на отлично. Мы сделали это, Билл.
А на крыльце мы всё-таки поцеловались, причём так, как обычно нормальные люди не целуются. Изголодавшись друг по другу мы толкали друг друга из стороны в сторону, притягивая обратно и снова целуясь. Кусаясь, облизываясь и оставляя красные метки на шее, с удовольствием постанывая и выгибаясь. Хорошо, что никто из учителей этого не видел. Такое откровенное гейское порно им ещё видеть рано.
- Стой…Том… - притормозил меня Билл, вяло отталкивая, стараясь унять дыхание и закатывая глаза с расширенными зрачками. – Ммм… Мы на крыльце школы…Тебя это…ах…не смущает?