─ Это все, ─ сказала я вслух. – Это все.
Ноги мои подкосились, и я плюхнулась прямо в снег. И, честно говоря, испытала огромное наслаждение оттого, что больше не нужно никуда идти.
Я устроилась на снегу поудобней, прислонилась спиной к воротам особняка, запахнула полы шубы и спрятала голову под широким теплым воротником. Воротник пах дорогими духами, названия которых я вспомнить не смогла.
─ Прощайте все, ─ сказала я вслух.
Умирать было не страшно, только досадно. Так и замерзну, не вспомнив, кто я, и как здесь очутилась… А любопытно – до ужаса! Впрочем, что поделаешь, судьба такая. Ног своих я больше не чувствую, куда идти не знаю, кто я – не помню, и ни один человек не захотел мне помочь.
Значит, буду замерзать. Вот здесь. В двух шагах от теплого человеческого жилья.
Говорят, что такая смерть самая легкая. Просто засыпаешь, и все. Никаких мучений.
«Что ж, и на том спасибо», ─ поблагодарила я свою судьбу.
Сколько времени я просидела на снегу? Не помню. Наверное, долго. Потому что успела незаметно заснуть.
Предсмертный сон был необременительным и легким. Мне снилась поляна, разделенная надвое узким ручьем. Над поляной, как положено во сне, порхали разноцветные крупные бабочки, ласково пригревало солнышко, и я машинально откинула полу шубы.
«Ты замерзаешь!» ─ предупредил кто-то внутри меня.
Я только рассмеялась. Замерзнуть здесь, посреди ясного летнего дня! Может, я и идиотка (не помню), но не до такой же степени!
Итак, я распахнула полы шубы и устроилась поудобней. Моя спина упиралась в какой-то бугорок, и я повернула голову, чтобы осмотреть его.
Именно в этот момент бугорок задрожал, распался на мелкие рыхлые комья, а я повалилась назад. Упала и открыла глаза, которые до этого момента, оказывается, были закрыты.
Прямо надо мной возвышался гигантский черный автомобиль. Только стоял он почему-то вверх ногами. Справа от моей щеки торчало тяжелое шипованное колесо.
─ Кто это? – спросила какая-то женщина, возникая в поле моего зрения.
─ Она не знает, ─ отрапортовал парень с растопыренными ушами. Он выпрыгнул из салона машины и присел на корточки возле меня.
─ Вы зачем здесь легли? – спросил он строго.
Ну, не дурак? И уши у него большие.
Впрочем, раздражаться на чужую глупость у меня уже не было сил. Я медленно отвернула голову в сторону и тихо пробормотала сквозь стиснутые зубы:
─ Идиот…
Заскрипел влажный снег, и перед моими глазами возникли изящные женские сапожки. Дорогие сапожки, как машинально отметило мое полувменяемое сознание. Женщина присела на корточки, подметая снег полами роскошной шубы из белой норки, и жалостливо спросила:
─ Вам плохо?
Я хотела ответить ей, что мне уже хорошо. Пускай только отодвинут меня в сторону и едут дальше. Но сил на такой пространный ответ не набралось. Поэтому я молча закрыла глаза и попыталась вернуться назад. К полянке, ручейку и бабочкам. Та декорация выглядела привлекательней, чем эта. Во всяком случае, умирать там было значительно приятней.
─ Толик, подними ее, ─ велела женщина.
Я тихо застонала. Ну, вот! Только-только настроилась на благостные мысли, простила всем грехи, устроилась поудобней, и пожалуйста! Все начинается сначала!
Но сопротивляться не смогла.
Неловкие сильные руки приподняли мою спину. Я собралась с силами и сказала:
─ Дайте умереть спокойно!
─ Неси ее в дом, ─ продолжала командовать женщина, не обращая на мои слова никакого внимания. Впрочем, может быть, эту фразу я произнесла не вслух, а про себя. Очень даже может быть.
─ Куда? – спросил мужчина. Я почувствовала под коленями чьи-то руки. Впрочем, почему «чьи-то»? И так понятно, что лопоухий шофер поднял меня с земли.
─ В гостевую спальню, ─ ответила женщина после минутного колебания.
Ясно. Осмотрела мою шубу, прикинула стоимость бриллиантов в платине, и решила, что комната прислуги для меня будет чересчур скромной.
И меня понесли в дом.
Честно говоря, транспортировка, прошла почти незаметно. Я все время проваливалась в темное беспамятство и помню только отдельные короткие эпизоды из так называемой реальности. Помню, что женский голос, в котором звучали властные хозяйские интонации, сказал:
─ Максиму позвоните, пускай приедет…
Помню, что другой женский голос почтительно спросил:
─ С бельем что делать?
Итог вечера трудного дня подвел емкий вопрос, заданный растерянным мужским голосом, которого я раньше не слышала:
─ И кто она такая?
«Хороший вопрос», ─ хотела ответить я, но не успела.