– Но отчего ж это, скажи на милость, снова туман?
– Чтобы не было неловко показать себя неодетым, и не видеть нагими других.
– Думаешь, им это важно?
– А ты полагаешь, что нет?!
– Обнажённую душу ранить куда легче, чем тело…
– А ты точно знаешь, где у деревьев душа?
Неизвестная величина
Сквозняк вечера тщился сдуть гало34 округ луны, принимая его за одуванчик, что перерос всех своих собратьев и, презрев объятия земли, стряхнув опутавшие его руки, вознёсся к облакам. Ветер, тот ещё садовод, счёл бы себя более, чем удачливым, найди он сил добыть хотя единое семя. Уж он бы его нежил, уж он бы его баюкал так, как ещё не одна мать не ласкала своё дитя… И не крикнул бы в его сторону ни враз35, не одёрнул бы ни разу.
Луна же сторонилась ветра, уклонялась, как могла, избегая назойливой, излишней и ненужной об себе заботы. Ей, как любой женщине не нужна была помощь или, куда ещё хуже – советы, она и так знала, что лучше, но жалости, чего греха таить, – искренней, сердечной, – желалось постоянно. В мимолётном ли на неё взгляде, либо во вздохе, что, хотя и нескоро, но настигнет непременно тёплым облачком. Стесняясь высказать об этом напрямик, не желая обидеть или не отыскав в том прок, луна то хмурила лик, то прикусывала щёки, – ибо не имела привычки делить ни с кем своего бремени сквозь беремя36 головокружительных лет.
И так оно всё происходило вовсе не от того, что луна была чрезмерно горда. С высоты своего высОко ей было видно, сколь усердны живущие, в попытках основательного обустройства временного своего земного жилья. Луне желалось заглянуть в замочную скважину зрачка каждого, и рассмотреть хорошенько, а, втянув неповторимый аромат души, коснуться, да одарить чем-нибудь эдаким, – раскинуть ковры лунных дорог в страну озарений, осыпать с головы до пят жемчугами строк, а то и сманить мечтаниями ненадолго к себе… Да где там. Заняты.
Занятно… Чем таким обручён37 человек, коли не нашёл минуты, взглянуть в глаза той, что, в непрестанной заботе о нём, внимает каждому шагу, жесту, вздоху, – всей жизни, от первого восторженного крика до понимания того, что, собственно, оно такое, это самое «я» …
– Ты помнишь, на что оканчивается латинский алфавит?
– Ну.
– А у нас!?
– И что?
– Как считаешь, из-за чего это? Наш-то указует, прямо в лоб! Наотмашь бьёт, мол – не спи, задумайся, кто ты есть на этой земле… А те? Так только, заполняют пустоту неизвестной величиной.
– Ох, и недобрый ты мужик, как я погляжу. Где же это видано, чтобы целые народы, огулом, да за зря… Место они берегут! Чтобы не растеклись те, которые послабже да пожиже.
– Это ж ты про кого так, про меня, что ли?..
Спорщики насупились и замолчали, а ветер всё дул и дул, принимая опушку кристаллов льда вокруг луны за одуванчик, вот-вот готовый взлететь. Обознался он, видать, и больше ничего.
До первой юшки
Листья с ветвей бегают взапуски, чтобы прознать, которые проворнее, – они иль синицы? Кто скорее к земле прильнёт, тому и удача. Для листвы – место потеплее, не в самом низу или поверх, а для птиц – не сокрытое ещё насовсем, съестное. Осень хороша шорохом под ногами, отсутствием мошкары и тем, что снимает шоры листвы, и, когда идёшь прогуляться в лес, ощущаешь себя не запертым, но свободным, вольным ступать на цветастые яркие дорожки, что незаметно уводят далеко от дома, и от того не сразу удаётся отыскать дорогу назад. Ты идёшь… идёшь, думая о том, о сём, о своём… Вдыхаешь особенный коричный аромат осеннего леса и грибной дух пней, выпростанных едва ли не наполовину из мягких фланелевых пелён мха.
Каждую осень отчего-то вспоминается, как мальчишкой я сидел в темноте у незадёрнутого занавесками кухонного окна, и ждал мать с работы, пытаясь угадать её силуэт, качающийся на волнах сумерек. Вдыхая запах оконного стекла, макал чеснок в солонку и ел его прямо так, безо всего. К вечеру постоянно не было хлеба, а денег, чтобы купить, почему-то не было. Бледная усталая мать раз в два дня приносила с завода поллитровку молока, и я выпивал его залпом из коричневой глиняной кружки, даже если оно было уже с едва заметной кислинкой, такое случалось довольно часто не только летом. Мне было жутко вкусно, и по-малолетству невдомёк, что молоко лучше бы выпить матери самой. Вредное производство, на котором она работала, не раздавало молоко просто так, кому попало, а, спустя время, и вовсе, – женский труд в парах плавиковой кислоты сделался недостаточным поводом для бесплатного стакана молока в день.
34
Радужные или белые круги, пятна и т.п. вокруг Солнца, Луны, возникающие вследствие преломления или отражения света ледяными кристаллами верхних слоев атмосферы