Лазарь шёл пятнами, дергался, но… сам дурак. Зато — без греха.
Парадокс: такое ощущение, что только я один — занимаюсь в средневековье сексом. Остальные — решают проблемы. Цыба — личностные, психологические. Салман в Янине — сословные, Абдулла — религиозные, мировоззренческие. А так хочется большой и чистой любви! Без всяких далеко идущих планов, взаимовыгодных расчётов, ожиданий вознаграждений и поисков приемлемых компромисов…
Ваня! Смени человечество! У этого изначально, со времён ардипитеков, отношение к процессу — торгашеское. «Секс в обмен на пищу».
«У человекообразных долгое детство, и на то, чтобы вырастить каждого детеныша, самки тратят огромное количество сил и времени. Пока самка выкармливает детеныша, она не способна к зачатию. В результате самцы постоянно сталкиваются с проблемой нехватки «кондиционных» самок. Шимпанзе и гориллы решают эту проблему силовым путем. Самцы шимпанзе объединяются в боевые отряды и совершают рейды по территориям соседних группировок, пытаясь расширить свои владения и получить доступ к новым самкам. Гориллы-самцы изгоняют потенциальных конкурентов из семьи и стремятся стать единовластными хозяевами гарема. Для тех и других крупные клыки — не роскошь, а средство оставить больше потомства».
Обратите внимание: на успешность размножения у человекообразных влияет размер зубов. А не того, о чём вы подумали.
Наши предки нашли «третий путь»: «…ключевым событием ранней эволюции гоминид был переход к моногамии». Такой… сериальной. И пошло: моногамная семья — надёжные, проверенные временем сексо-торговые партнёры, прямохождение — в двух руках больше пищи можно принести, на двух ногах можно подальше «вкусненькое поискать», снижение агрессивности в стае — нет постоянной ежедневной войны за самок. Отсюда уменьшение клыков и семенников — нет спермовых войн как у шимпанзе. Что весьма хорошо — на поворотах не заносит и место для мозгов в головах остаётся.
«В обществе с преобладанием устойчивых парных связей, развившихся на базе стратегии «секс в обмен на пищу», самка абсолютно не заинтересована в том, чтобы устраивать своему самцу долгие периоды воздержания (кормить перестанет или вовсе к другой уйдет, подлец!). Более того, самке выгодно, чтобы самец вообще никак не мог определить, возможно ли в данный момент зачатие. Многие млекопитающие определяют это по запаху, но у гоминид отбор способствовал редукции множества обонятельных рецепторов. Самцы с ухудшенным обонянием лучше кормили свою семью — и становились более желанными брачными партнерами.
Самец, со своей стороны, тоже не заинтересован в том, чтобы его самка рекламировала свою готовность к зачатию и создавала ненужный ажиотаж среди других самцов — особенно если сам он в данный момент находится «на промысле». Самки, скрывающие овуляцию, становились предпочтительными партнершами, потому что у них было меньше поводов для супружеских измен…
Люди — единственные приматы, у которых самки имеют постоянно увеличенные груди (и некоторым самцам это нравится). Постоянно увеличенная грудь, не дающая никакой информации о способности самки к зачатию, входила в комплекс мер по укреплению моногамии и снижению враждебности между самцами.
По мере укрепления парных связей предпочтения самок должны были постепенно сместиться от самых агрессивных и доминантных самцов к самым заботливым. У тех видов животных, у которых самцы не заботятся о семье, выбор самого «крутого» (доминантного, мужественного) самца часто оказывается для самки наилучшей стратегией. Отцовская забота о потомстве в корне меняет ситуацию. Теперь самке (и ее потомству) гораздо важнее, чтобы самец был надежным кормильцем. Внешние признаки маскулинности (мужественности) и агрессивности, такие как крупные клыки, начинают не привлекать, а отталкивать самок…».
Человечество не только постоянно устраивает бардак, оно, как вид, и происходит от проституции. С нарастанием доли миролюбивых и платёжеспособных моногамных «клиентов».
Но иногда так хочется… по-шимпанзировать. Или — гориллнуть.
Уже оставив нас на Стрелке, двигаясь с караваном Боголюбского, Лазарь попытался снова подкатиться к Цыбе. И получил отлуп. У него хватило ума не совершать резких движений. Она продолжала динамить парня всю дорогу до Боголюбова и первое время там. Только когда купили усадьбу, когда пошла перестройка терема, когда она почувствовала себя полноправной хозяйкой… но и потом, не отказывая своему боярину в усладах, частенько притормаживала «господина посла» в делах, когда он «вёлся» на разные сомнительные обманки.
Я верно сказал о дворе Суздальского князя: «гадючье кубло с патокой». Попытки «оседлать», «взнуздать» посла Воеводы Всеволжского, влезть в карман, в постель, в душу… начались ещё на Оке. Сначала это были просто курвы походные, потом стали подкладываться рангом повыше… Мастерство, напор и ресурсы «седловщиков» росли непрерывно. Чем сильнее поднимался Всеволжск, тем больше серьёзных людей хотели уже и породнится. Ещё была непрерывно растущая стая проповедников и исповедников, блаженных и юродивых, разных купчишек, фокусников, фигляров и просто проходимцев… Несколько раз Цыба, с её манерой замечать мелочи, с её неслышной походкой, с отсутствующим выражением лица, будто она ничего не видит и не слышит — просто спасала ему жизнь. И мне, кстати, тоже.
Караван растягивался и разваливался. Все хотели домой. Но с разной силой. Княжеские дружины шли вперёди — Андрей торопился во Владимир. Война закончилась, но для него и эта война — только эпизод на жизненном пути. «Сильный преодолеет преграду, мудрый — весь путь» — древняя китайская пословица.
Теперь надо выжать из победы по максимуму. Не только ценностей материальных, но и прибылей духовных. Я, по мере возможного, его в этом поддерживал. Пророчествовал по тексту Православной энциклопедии:
«В память заступничества Богородицы через Её Владимирскую икону за войско Андрея Юрьевича Боголюбского в походе против волжских булгар в 1164 году по инициативе князя учреждены праздники — в честь Покрова Пресвятой Богородицы (1 октября) и Всемилостивого Спаса и Пресвятой Богородицы (1 августа), вошедшие в литургический обиход Русской Церкви. Был создан ряд произведений (при возможном участии Андрея Юрьевича Боголюбского как автора в некоторых из них)».
— Чего-чего?! Каких таких «произведений»? Чего производить-то?! Опять хрень молотишь?!
— А скажи-ка, разлюбезный мой светлый князь Андрей Юрьевич. А не было ли у тебя мысли сочинить «Слово о победе над волжскими булгарами»? А? Или, к примеру: «Слово на праздник Покрова»? А уж «Сказание о чудесах Владимирской иконы Божией Матери» — просто обязательно быть должно.
Андрей задирал лицо, фыркал. Потом, скрывая своё смущение, начинал насмешничать:
— Ну, ты… Иезикиля недорезанная… Всё пророчествуешь… А кто кричал: «хочу быть ложным пророком!»? Все пророки лишь худое прорекают, одни беды да несчастия…!
— О! Так это, выходит, правда? Сочинительствуешь? Пописываешь? Покажи.
Андрей злился, смущался, снова фыркал. Потом дал свиток. С кучей предупреждений:
— Это ж только самое начало… это ж только что в голову пришло… тут ещё и читать-то нечего…
Боголюбский — графоман?! Ну, типа — «да». В том смысле, что он сочинительствует «из души», а не «чтобы денег заработать».
Чисто для знатоков: написанное здесь называется — «писание», часто — «слово», но не — «произведение».
— Вот, Иване, читаю, по совету твоему, про тёзку своего — «Житие святого Андрея ради Христа юродивого» о явлении Богородицы во Влахернах. И понять не могу: как же можно не вспоминать такое?! Такое чудо чудесное! Греки — дурни неблагодарные! Это ж праздник! Это ж… Богородица!
— А ты напиши. Чтоб людям понятно было. Что о чудесах забывать, о чуде их собственного спасения не помнить… гадство и свинство.
— Вот я и пишу: «Се убо егда слышах, помышлях: како страшное и милосердное видение бысть без празднества. Восхотех, да не без праздника останется святой Покров Твой, Преблагая».