Через неделю учительница вызвала мать Никиты и сказала: «Мальчика словно подменили — сплошные драки, задирает всех подряд».
Да, сладок был плод, такой ценой доставшийся ему: впервые он ощутил головокружительную радость быть первым. Но незрелым разумом не мог еще понять: за это нужно бороться всю жизнь, каждый день, каждую минуту…
Проснулся Василий Захарович, высоко поднял голову, покрутил ею из стороны в сторону и не сразу сообразил, что к чему.
— Плешивую сосну проехали? Нет еще? Ну, ладно. Дай-ка сигаретку.
— В салоне дети и две беременные, — сказал Никита. — Сам держусь.
Василий Захарович зевнул, чуть не свернув челюсть.
— День хороший. Наверное, последний такой в этом году. Давай за мостом остановимся, пусть беременные подышат.
— Слушай, Захарыч, ты газеты читаешь? — неожиданно спросил Никита.
— Читаю, — ответил тот.
— Каждый день?
— Ну а как же? Ты еще спроси, чищу ли я зубы, — и Василий Захарович подозрительно поглядел на Никиту.
Переехали через мост и свернули в сторону. Остановились метрах в пяти от воды. Никита выключил мотор и, пока Василий Захарович объявлял пятнадцатиминутный перекур, некоторое время посидел неподвижно, прислушиваясь к тишине, к прямым солнечным лучам, которые сразу же стали ощутимо теплыми.
Затем вышел, машинально сунув ключи в карман.
— Сигаретку, сигаретку, — нетерпеливо попросил Василий Захарович и добавил, оправдываясь: — Все забываю свои. Дома не велят курить, вот и получается…
Никита достал «Приму», дал напарнику и сам закурил. Неторопливо обошел вокруг машины, придирчиво оглядел ее, постучал ногой по каждому колесу и только тогда направился к реке.
Стоя на берегу, он, словно зачарованный, наблюдал, как неспешно покачивается на волнах обертка от конфеты. Потом приладил валявшуюся рядом доску таким образом, чтобы можно было встать на нее и дотянуться до воды. Снял пиджак, подтянул рукава у рубахи и окунул руки в чистую, стынущую воду реки.
13
Прошло два месяца.
После недавнего дождя асфальт радужно блестел под светом фонарей, словно его окатили нефтью. Булавочными точками светились в глухом осеннем небе редкие звезды.
Никита возвращался из гостей. Спешить было некуда, ехал медленно. Пешеходы его, правда, не обгоняли, но случись бегун трусцой — еще неизвестно, кто бы кого.
В кои-то годы выбрался к товарищу. Посидели. Тот выпил стопочку. Никита — стакан чаю. Поговорили о наступающей зиме, посетовали, что в случае поломки ремонтироваться придется на улице — мало крытых помещений. И еще о чем-то говорили, даже и не вспомнить. Когда на улице окончательно стемнело, Никита ощутил непонятную тревогу, аж сердце защемило. А товарищ сказал задумчиво:
— Может, пора кончать тебе босяцкую холостую жизнь? Не такие дубы валились. И сам не заметишь…
— Да надо бы… А как?
— Ну как… — развел руками товарищ. — Как-нибудь. У каждого по-своему. Ищи, Никита, хорошую женщину.
— А то не ищу. Ты, наверное, думаешь сейчас, как я когда-то: валяются они на дороге, ходи да подбирай. В наши годы, знаешь ли, это невозможно трудно. На примете-то есть, да опасаюсь — чересчур самостоятельная, как бы шило не поменять на мыло… И еще тут кой-чего…
— Ну а в душе, в душе-то чего-нибудь есть? Искорка какая-нибудь? Хоть немного вздрагиваешь при встрече?
— Сорок лет — не двадцать, не особенно-то вздрогнешь.
— Тоже верно, — согласился приятель. — Но чтобы совсем душа остыла — не поверю. Только за красотой да за молодостью не гонись, не для нас это уже.
Никита испытующе посмотрел на товарища, прикидывая — стоит ли ему доверяться до конца? Пожалуй, можно, ничего он не теряет.
— Тут, понимаешь, еще один вариант появился. Одна женщина мне очень нравится, вот к ней я чувствую полное душевное расположение. Но между нами ничего нет. Просто она частая моя пассажирка. Здороваться даже начали.
— Тогда полный порядок, — сказал товарищ с неожиданной грустью.
Сейчас, по дороге домой, Никиту томила непонятная тревога, и он заставлял себя думать о другом.
Ему давно не приходилось ездить ночью. Надо бы вспомнить, когда же это было в последний раз? И он стал думать о пасеке, о далеком засушливом лете, когда приходилось чуть ли не круглые сутки мотаться по району в поисках живого поля. Стонала от перегрузок машина, скрипели суставы, хрустела на зубах пыль.