Объявили о посадке самолета из Москвы, и Алексей Борисович отправился к машине.
Он полез было в кабину, но, несмотря на открытые дверцы, на густую от дерева тень, там стояла такая духота, что он с неожиданной для самого себя резвостью выскочил наружу.
Потянулись прибывшие. Первая волна, самая дееспособная, накатила на стоянку такси.
Алексей Борисович отошел в сторонку и, взглядом выхватывая из потока наиболее представительных товарищей, старался первым, определить «своего». Однако «свой» появился неожиданно, встал перед Алексеем Борисовичем и спросил насмешливо:
— Это вы объявляли?
Алексей Борисович смутился, и было от чего. Во-первых, он стоял не около машины, а чуть в стороне, и на лбу у него не написано, что встречающий именно он. Во-вторых, никогда-никогда Алексей Борисович не поверил бы, что этот юноша — о т т у д а. Какой-то хиленький, ну никак не более тридцати лет, с редкими, словно выщипанными усиками. На худощавом лице вытянутый острый нос, как у Гоголя, а может, и побольше. На голове курортная фуражка, длинный пластмассовый козырек лежит почти на носу. Голова вскинута, хоть роста он одинакового с Алексеем Борисовичем, но это, наверное, чтобы лучше видеть из-под козырька. Сильнее же всего Алексея Борисовича смутил потертый джинсовый костюм: швы на куртке стали совсем белыми. И переодеться гостю было не во что: руки пустые, впрочем, не совсем — такая же газета трубочкой, как и у Алексея Борисовича, да на плече репортерский магнитофон. Можно подумать, что он не из другого города приехал, а прокатил остановочку на автобусе. Как же он будет ходить, если потребуется, по высоким инстанциям? По тем местам ходят в костюмах и при галстуке. Пусть камень плавится от жары, но обязательно темный костюм и строгий галстук. Традиция, не нами заведено.
— Так это вы объявляли? — переспросил молодой человек.
— Да, да, — ответил наконец Алексей Борисович, и лицо его приняло привычное внимательно-доброжелательное выражение, а рука сама протянулась для знакомства. — Алексей Борисович.
— Чемодуров Иван, Иван Митрофанович.
Все не соответствовало в нем, даже имя, сам — прутик, да еще с какими-то выщипанными усиками, а поди ж ты — Иван Митрофанович. Как в насмешку.
— Карета подана, — радушно сказал Алексей Борисович и повел рукой в сторону темно-вишневой «Лады». Шофер, не дожидаясь команды, запустил мотор. Неторопливо, враскачку Иван Митрофанович прошел к машине и без приглашения уселся рядом с шофером. Алексей Борисович был на против, но бесцеремонность гостя покоробила.
Опять стала наваливаться какая-то тоска, и Алексей Борисович взял себя в руки.
— На студию? — спросил он.
Гость, полуразвернувшись, чтобы видеть собеседника, ответил:
— А чего там делать? В гостиницу.
Машина покатила.
— Весь этот год в командировках, сил уже нет. К вам — последняя. Все! Пусть хоть лопнут! Больше никуда!
— Простите, а вы где там?
— Редакция народного творчества.
— Коллеги, — удивился Алексей Борисович. — Я тоже в свое время начинал как специалист по народному творчеству. Прекрасные были времена.
Иван Митрофанович, развернувшись сильнее, аж сиденье скрипнуло, взглянул на Алексея Борисовича. Тот сидел, опустив веки, погрузившись в приятные воспоминания. Какое действительно хорошее было время — изо всех сил боролся за народную культуру. Ее, бедную, растаскивали по молекулам, дискредитировали доморощенные вокально-инструментальные ансамбли и весь этот суррогат, идущий с Запада.
— А к нам зачем? — прервав воспоминания, обратился к гостю Алексей Борисович.
— Старушенций послушать. Старухи хор создали, деревню не помню, в блокноте записано. Свои песни поют, как в юности. А самой молодой, между прочим, не то шестьдесят пять, не то семьдесят пять.
— Знаю, знаю, — подхватил Алексей Борисович. — Точно, знаю!
А сам подумал: хотел же посетить бабушек, командировку выписывал, термос литровый купил, чтобы чай заваривать, а так и не собрался. И вот — кусочек уплывает…
— В принципе, я мог бы вам составить компанию, — сказал Алексей Борисович спокойным, скрывающим истинные чувства тоном.
— Посмотрим, — ответил на это Иван Митрофанович. — Тут масса сложностей. Будем друг другу советами мешать.
Алексей Борисович было обиделся, но, здраво поразмыслив, решил, что вряд ли он сможет в ближайшее время вырваться в район. А москвичи-то все одинаковы: только и смотрят, где бы что урвать.
Не доезжая до гостиницы, остановились, вышли посмотреть набережную.