Приехали. И Алексей Борисович неожиданно оказался безработным: местная культура вакантных мест не имела. По опыту Алексей Борисович знал: работники культуры на своих местах — бессмертны.
— Похоже, нам в этом городе делать нечего, — сказал он Вике.
Она поняла его и чуть не расплакалась.
— Что будет со Светочкой, с нашей малюткой?
Дочке тогда шел двенадцатый год.
Оставался последний шанс — попытать удачи на телевидении. Алексей Борисович вспомнил, сколько им написано сценариев, одноактных пьес, просто миниатюр, которые всегда с шумным успехом разыгрывались в клубе.
Директор встретил его не очень приветливо. Он выслушал Алексея Борисовича с кислым лицом и предложил съездить в районный центр, познакомиться с работой драматического коллектива, сделать передачу.
— Только извините, — сказал он, — я не могу вам дать командировку. У нас нет нештатного фонда.
В ответ Алексей Борисович тонко улыбнулся. Но в райцентр поехал.
Недалекий директор — а его вскоре передвинули на менее заметный участок — даже не предполагал, что делает Алексею Борисовичу самое доброе и самое необходимое, о чем тот и мечтать не мог. В неоплаченной командировке в захудалом райцентре, в пустой гостинице, которая трехэтажным кирпичным кукишем возвышалась над поселком, он познакомился с Борисом, Борисом Ивановичем, директором областного Дома народного творчества.
В день приезда Алексей Борисович повстречался с руководителем театрального коллектива и задал ему главный вопрос — как добились таких результатов? Руководитель ответил: стараемся, люди у нас хорошие. Артистов собрать он пообещал в субботу, раньше все равно не получится.
Таким образом, у Алексея Борисовича оказалось несколько свободных дней. Сейчас странно думать об этом, по у него тогда даже не возникла мысль, что можно возвратиться домой, а в субботу приехать снова. Он стал коротать дни в просторной, очень светлой из-за отсутствия штор комнате, наблюдать из окна жизнь городка.
Днем на улице — пустота. Все дееспособное население трудится на заводе строительной керамики. Из ремонтной мастерской восемь часов исходит саднящий душу железный стук. Ближе к заходу солнца на улице появляются ватаги старшеклассников, тенькая на гитаре и дожидаясь темноты. Брюки парней подшиты замками «молния» зубьями книзу.
В сельмаге Алексей Борисович купил приспособление для заварки чая: бронзовое яйцо, все в мелких дырочках. Развинчиваешь его, насыпаешь заварку, опускаешь в стакан с кипятком и держишь за тоненькую цепочку. Чай получается густой и душистый.
А еще Алексей Борисович боролся с мухами. Окно было закрыто, но этих гудящих тварей скопилось в комнате такое количество, что они сталкивались в воздухе. Сперва он их просто бил скрученной газетой, потом стал вести подсчет, после каждого десятка откладывал на подоконник спичку. Через несколько часов была использована вся коробка, а мух если и поубавилось, то незначительно. Алексей Борисович даже подумал: уж не размножаются ли они в воздухе простым делением? И вдруг увидел: подобно тараканам, мухи вползали в светлую комнату из темного коридора, в щель между дверью и полом. Тогда он прикрыл щель другой газетой и вскоре ощутил вкус победы.
До конца командировки в одиночестве Алексей Борисович так и не дожил, тут как раз приехал Борис Иванович, и подселили его к Алексею Борисовичу, в самую благоустроенную комнату.
Когда хозяйка гостиницы, пожелав благополучного проживания, закрыла за собой дверь, Алексей Борисович предложил:
— Я вас чаем угощу. Правда, правда! Что может быть лучше стакана чаю с дороги? Я тут штукенцию приобрел для заварки… Ну и работает, скажу вам, сам не ожидал.
До глубокой ночи яйцо кочевало из стакана в стакан. Алексей Борисович рассказал соседу по комнате все о себе. Никогда еще так самозабвенно он не исповедовался; молчаливая участливость Бориса Ивановича только распаляла, поддавала жару воображению. А у Бориса Ивановича, оказывается, сложные семейные дела: двое детей, мальчик и девочка, золото, а не дети. Но жена всем недовольна, ворчит, ворчит, никуда от нее не скроешься, командировки разве что и спасают. Алексей Борисович всей душой понял Бориса Ивановича и безоговорочно встал на его сторону. Славный был вечер! Незабываемый!
На следующий день, когда снова принялись за чаи, Борис Иванович сказал о бронзовом яичке:
— Действительно, хорошая вещь. Между прочим, вы взяли последнюю. Мне продавщица так и ответила: симпатичный человек из города взял последнюю.