— Спасибо. Кстати, я сегодня сотворил лирический к у с о ч е к, вдруг понадобится для «утепления» передачи. А можно на конец, на пленку. Вот послушайте, тут немного, — и Алексей Борисович открыл тетрадку, лежавшую на столе. — «Ярко светит солнце, — начал читать он, — по улице, взявшись за руки, идут дети. Детский сад на прогулке. Здесь, в селе, малыши кажутся крупнее, чем могли бы показаться в городе. И это оттого, что много света, широка сельская улица и они одни! Не давят их крупнопанельные громады жилищ, не пугают вечно спешащие автомашины. Идут они, взявшись за руки, — будущие хозяева этой земли! Жизнь складывается хорошо. А их отцы и матери сделают все возможное, чтобы складывалась она еще лучше».
Алексей Борисович закрыл тетрадку.
— Как, пойдет?
— У вас доброе сердце, — сказал Борис Иванович.
— Знаете что? — воскликнул Алексей Борисович. — Я дарю вам это яичко. Пусть оно напоминает вам о наших скромных вечерах в глубинке.
— Ей-богу, неудобно.
— Мы родственные души, — сказал Алексей Борисович.
Вот и вышло неожиданное: вначале Алексей Борисович с грустью думал о результатах командировки, а они оказались просто-таки превосходными. Борис Иванович сказал, что уже давненько присматривается к окружающим: нужен ему порядочный, надежный человек. Алексей Борисович ответил, что лично он только тем и жив на земле, что никогда и никого не подводил. А уж если ему сделают добро, он помнит об этом постоянно. Тут же в гостиничном номере Алексей Борисович написал заявление. Борис Иванович положил листок в папку; прожжужал замок «молния», и на Алексея Борисовича снизошла безмятежность. Стало ясно как божий день — бедная малышка, родимая кровиночка, дорогая доченька нужды отныне знать не будет. Нужда прошла стороной, как тучка небесная.
А траурная мелодия звучала не прерываясь… Шли и шли приглушенные печальные волны, спускались с балкона, обволакивали, расслабляли, растворяли человеческие души… Неожиданно Алексей Борисович подумал, что под эту музыку приятно мечтать, — закрыть глаза и чувствовать, как тебя отрывает от земли и уносит к тем берегам, где все сбывается… Тут Алексея Борисовича толкнули. Извинились. Люди входили в дом, выходили. Выходивших было больше, значит, скоро будут выносить.
Он сошел с крыльца, но решил ни к кому не подходить. Неприятны ему были сейчас разговоры о том, что подолгу не видимся, что стареем, что у тебя, Алексей Борисович, стали совсем седыми усы. А почему, собственно, усам не быть седыми? Текущие дела скручивают в бараний рог, и ни конца им, ни края. А у них, у старых приятелей, тоже лица не молодеют.
Алексей Борисович посмотрел, куда бы встать. Свободная тень осталась только под аркой. Ну что ж, можно постоять и под аркой.
Опустив голову, он прошел по двору. Наверняка все обратили внимание на его одинокую молчаливую скорбь. Кому-то, может, стало стыдно за пустопорожние, неуместные сейчас разговоры.
Арка — полукруглый свод, который поддерживался двумя мощными квадратными колоннами, — делила дом на две половины. Алексея Борисовича сразу обдало сырым сквозняком. Откуда только могла взяться сырость в этот жаркий день? Еще не хватало простыть!
Он причесался, дунул на расческу, обычное это дело чуть-чуть успокоило его. Хорошая тень под аркой. Тут он увидел телефон-автомат на одной из колонн и сразу вспомнил, что именно сегодня он должен позвонить в магазин. Два раза в неделю, в день получения товаров, он созванивается с директором. В семье обнаружилась острая нехватка новейшей модели холодильника «ЗИЛ», а это сейчас такой дефицит… Спасибо товарищам из торговли — пошли навстречу.
— Мне Клавдию Ивановну. Клавдия Ивановна? Не узнал, быть вам богатой. Почему же, это, как и Вселенная, не имеет предела… Что вы говорите! — выкатил Алексей Борисович глаза. — И сколько штук получили? Как — один? А что тогда делать? Мне сейчас невозможно. А если к трем? Сразу же после обеда? Ой! Уж вы его как-нибудь в сторонку… — Сердце Алексея Борисовича билось часто и гулко, и за весь день это был единственный случай, когда не требовалось лекарство.
Он повесил трубку, а волнение стало еще сильней. Он уже не замечал благостной арочной прохлады. Он чувствовал себя так, словно внезапно провалился в какую-то глубокую яму, и сыростью несет именно от земляных отвесных стен. Необходимо было срочно действовать, быстрее выбираться наверх.
Клавдия Ивановна обещала сохранить холодильник до четырех часов. Она достойная женщина; но характер служителей торговли настолько неуправляем, что окончательно верить им — верх наивности. Вот в чем вопрос!