Алексей Борисович промолчал.
— Спасибо, хоть фамилию разрешаете выносить на афишу.
— А что, была афиша? — удивился Алексей Борисович. — Этого я не знал. Прибереги, пожалуйста, одну. Ну, а как прошло? Все в порядке?
— В целом хорошо прошло. Празднично. А знаете, что имело успех? Женская куртка, та самая, с высоким воротком и тройным швом. Да вы знаете, из джинсовой ткани. Ну, та самая, которую мы хотели назвать «камазовкой», а вы предложили — «бамовкой».
— Да, да, конечно, — согласился крайне польщенный Алексей Борисович, хотя никаких этих кофт и сарафанов не помнил. Эскизы ему, правда, как-то показывали, но разве там что поймешь? Тонконогие уродцы с угловатыми плечами и синими глазищами…
А Руфина Григорьевна продолжала, захлебываясь и, наверное, усиленно жестикулируя:
— Очень хорошо, что мы дали широкий манжет. Скажу вам: честно, мы его вообще расширили почти до локтя.
— В этом большой резон, — поддакнул Алексей Борисович. — Я только не помню: мы хотели сзади резинку, или так просто?
— Просто. Зачем она?
— А все-таки, Руфочка, резинка впотай — дело неплохое. И складки получаются очень симпатичные, и заодно достигается, как бы сказать удачней, некая универсальность.
— Понимаю вас, Алексей Борисович. Вы — друг нашего Дома, и ваши добрые советы близки и дороги нам. Даже не представляю, что было бы с нами, если бы не ваш тонкий вкус. Конечно же, мы все учтем на будущее. Могу сказать больше: вот сконструируем что-нибудь оригинальное и посвятим вам.
— Это лишнее, пожалуй, — снова почувствовал он теплую волну в груди. — Просто стараюсь в меру своих сил. А делаем мы общее прекрасное дело.
— Спасибо вам! — пылко сказала Руфина Григорьевна.
— Руфочка, так одну афишечку…
Алексей Борисович положил трубку и размечтался.
«А что, какую-нибудь ветровку из тончайшей, плотнейшей синтетики, спортивную курточку на сплошной молнии (нечто похожее было на Олимпиаде). И назвать «алькой». Богатство родного языка позволяет. Просто — «алька». Акселераты давят друг на друга в очереди, потому что каждому хочется иметь «альку». В чем это они идут? Вон та симпатичная девушка или вон тот стройный юноша? Они идут в «альках»!»
Глупости, конечно, а приятно. Алексей Борисович усмехнулся и указательным пальцем расправил усы.
6
Вскоре явилась Вика. Она не отпускала кнопку звонка до тех пор, Пока Алексей Борисович не открыл дверь. Плавные сигналы «динь-бо-ом» заполнили всю квартиру. Алексей Борисович считал, что у них звонок с «вечерним оттенком», любил этот звук, всегда радовался, когда кто-нибудь звонил, но сейчас сигналы впервые показались ему неприятными — вспомнил похоронную музыку.
— Ленивый какой, — сказала Вика, бросая на тумбочку трельяжа пакетик с зеленью. — Для цыпы, — пояснила она. — Мальчику необходимы витамины.
— А ты знаешь, я двоих пригласил помочь, а они не пришли, — неожиданно для себя сказал Алексей Борисович.
— Какая разница, ты же обошелся.
— Я увидел в этом принцип.
— Не туда смотришь, дорогой. Не пришли, значит, не смогли. Нашел чем голову забивать… Так где о н?
Мудрая женщина!
Когда Вика остановилась на пороге кухни, Алексей Борисович впился глазами в ее лицо. Какая она все-таки красивая, его жена, и радости отдается, как младенец, без остатка. Чтобы увидеть еще раз ее счастливое лицо, Алексей Борисович готов купить два, три холодильника и без всякой машины, на собственном горбу, перетащить сюда.
К н е м у Вика шла на цыпочках, наверное, чтобы не вспугнуть.
— Именно это я и хотела, — сказала она. — Алик, давай жить по-новому: будем заполнять его два раза в месяц — и никаких забот.
К приятному удивлению Алексея Борисовича, Вика быстро и без всяких инструкций разобралась что к чему, все расставила по своим местам и включила холодильник. Секундочку постояла, навострив ушко, и сказала нежным грудным голосом (каким разговаривала лишь с внучкой):
— Чудненько! Совсем не гудит.
— Японский мотор, — на всякий случай сказал Алексей Борисович.
— Умеют «загнивающие». А я поднималась пешком, какое-то хамье дверцу в лифте изуродовало.
— Сильно изуродовали? — задерживая дыхание, уточнил Алексей Борисович.
— Хо-хо, два слесаря пришли.
— Катимся, — сказал Алексей Борисович с грустью. — Я прилягу, дорогая, что-то с сердцем. Не знаю почему, но такое ощущение, будто хожу по какой-то грани и вот-вот упаду.
— А-алик… А-алик… Давай вызову врача?