Для домашних дел Валентина Павловна пыталась только единожды использовать положение Ивана Филипповича. Она хотела, чтобы у него на комбинате сделали шкаф для посуды, не такой, как в магазине, а повыше и пошире — как раз для ниши, оставленной строителями. Раза три напоминала, а он отмахивался: какой там шкаф, проверяющие за проверяющими косяком прут, как рыба на нерест. Валентина Павловна, помнится, тогда сказала, что толку от него никогда не было и не будет, и он ей ответил, что, видать, от ее Болотянского очень много толку.
У нее после этих слов сделалось такое выражение лица, что Иван Филиппович вдруг ощутил себя откровенным убожеством в сравнении с Болотянским. У него даже мелькнула мысль: а нет ли у жены и Болотянского еще какой-нибудь связи, кроме сугубо деловой?
Но первый и, пожалуй, самый серьезный скандал между Иваном Филипповичем и Валентиной Павловной разразился накануне юбилея Болотянского, а значит, около года назад.
Юбилей задуман был широко и по многим штучкам напоминал подзабытое теперь строительство двухэтажной каменной дачи с бассейном в подвале.
За счет предприятия арендовали банкетный зал вечернего ресторана, пригласительные билеты, отпечатанные типографским способом, рассылались заранее. Не было секретом, что один из замов Болотянского ездил на птицефабрику договариваться насчет цыпляток. Все предвкушали безмятежный вечер, умные разговоры, прекрасную еду, и обильную выпивку.
Валентина Павловна, конечно, знала, что у мужа особого желания идти на юбилей не было. Но ей и в голову не приходило, что он вообще откажется идти.
Организаторов и приглашенных отпустили с работы на два часа раньше: привести себя в порядок. Отдыхать так отдыхать! Она заранее позвонила Ивану Филипповичу и попросила к шести быть дома. Он сказал: буду. Из парикмахерской она прибежала веселая, вся в мыслях о том, кто и что будет говорить на юбилее, не напьется ли досрочно главбух Кузьма Кузьмич, не будет ли одинокий тридцатилетний экономист Лена вешаться на шею какому-нибудь женатому мужчине… Словом, много всякой всячины каруселью проносилось в голове.
До выхода оставалось тридцать минут, а Иван Филиппович, к ее изумлению, лежал на диване в спортивном костюме (специально ведь нашел и надел!) и читал «Витязя в тигровой шкуре».
Валентина Павловна остановилась посреди комнаты и даже не нашлась, что сказать. Иван Филиппович, увидев ее, откинул фолиант на грудь, сказал мечтательно:
— Надо же — восемьсот лет назад, а как писали!
— Ваня! — наконец обрела она речь. — Если ты сию же минуту не встанешь и не приведешь себя в порядок, я за себя не ручаюсь.
— Хорошенькое дело, а что может быть?
— Будем разменивать квартиру.
— Уже все обдумала?
— Обдумала.
— Это интересно. — Иван Филиппович живо сел. — Это очень интересно. Допустим, разменяемся, а дальше что? Друг к другу в гости ходить будем?
— Нет, Ваня, не будем. Отходились. Я свою часть сразу на Ярославль обменяю. Здесь меня ничего не держит, а там хоть родственники. Я уже не могу быть одна. Когда дети — еще так-сяк, а когда они разъехались… — Валентина Павловна не договорила, быстро вышла из комнаты.
«Похоже, все продумано, похоже, серьезно…» Иван Филиппович вдруг ужаснулся: каким спокойным топом говорила жена.
Тут раздался телефонный звонок. Иван Филиппович поспешно схватил трубку. Он подумал, что это с работы: может быть, там что-нибудь случилось, и тогда он со спокойной совестью отчалит к себе, и тогда сразу же для него перестанут существовать и семейные неурядицы, и причины, вызывающие их.
Но на проводе был Болотянский. Сам! Поздоровался и тут же выразил удивление:
— Никак, вы дома еще? Ай-яй-яй… Ну, дамы и господа, так не годится!