ИЗ БАТРАКОВ И ПЛОТНИКОВ
Не будь Октября 17-го года, мы бы так и жили в Чувашихе. Не кончал бы я университетов, не вырос в журналиста, а брат Анатолий не дослужился бы до полковника, не стал бы доктором технических наук. В лучшем случае я стал бы плотником, маляром, трактористом, слесарем, механиком. Все эти профессии я «попробовал» и не скажу, что они мне противны. Однажды ради отключения от газетных, теле- и радионовостей, стал докладывать плитку в туалете и ванной комнате. Трудился с удовольствием. Получилась ванная комната как на выставке. Да, здорово поработал! Эти таланты, я думаю, от отца. И главный из них – трудолюбие, до седьмого пота: пока не закончишь, не бросаешь, забываешь про обед и ужин. Этому мы научились на войне.
Говорят, всякий мужчина остро переживает свое сорокалетие – Рубикон жизни. К этому сроку мужчина созревает как личность, проявляются все его таланты, подводятся жизненные успехи, как правило, значительные, которые позже редко кому удается превзойти. На свое сорокалетие я впервые в жизни получил новую квартиру. Казалось бы, радоваться и радоваться. Увы, квартира состояла из двух смежных комнат, с низкими потолками, на пятом этаже, без лифта и мусоропровода. Находилась в Новых Черемушках, куда в 60-х годах еще не ходили ни автобусы, ни метро. Да пропади ты пропадом эта отдельная «хрущоба». До новоселья мы дружно жили в «коммуналке» – комнате 16 квадратных метров. Зато на Сивцем Вражке. На работу в «Известия» ходил пешком. А главным образом, я был расстроен вот какой несправедливостью. Мой отец Иван Матвеевич не кончил даже сельско-приходской школы. У меня за плечами десятилетка, военное училище, институт, свободное владение двумя иностранными языками, ордена и медали, полученные на фронте и на гражданке, а вот отца, полуграмотного крестьянина из затерянной в глухомани деревни, превзойти к сорока годам не смог. Дело в том, что как ударник-строитель еще в 1928 году отец на свое сорокалетие получил квартиру на Шаболовке, недалеко от телебашни – тогда радиостанции имени Коминтерна.
Да какую великолепную квартиру! Две отдельные комнаты, с высокими потолками. Огромный коридор, где стоял большой деревенский сундук, и где мы с братом натягивали веревку и играли в волейбол тряпочным мячом. Были встроенные шкафы, длинный балкон, солидная кухня и ванная комната. Последняя была настолько просторная (и комната и сама ванная раковина), что с помощью газовой колонки долго ее наполняли. А в студеные зимы ванной не пользовались – пока раковина заполнялась горячей водой, она охлаждалась. Мы ходили в баню, что находилась возле Донского монастыря. Там было просторно, всегда продавался квас. Квартира располагалась в каменном пятиэтажном доме, построенном, как говорил отец, по немецкому проекту. Таких домов было шестнадцать. Они и сейчас стоят, эти дома, из серого камня, без излишеств, каждый на почтительном расстоянии друг от друга, окруженные скверами и газонами. В центре комплекса – культурно- просветительное здание. Его открыли вместе с заселением жилых домов. На первых этажах – детский сад и ясли, на третьем – библиотека, где я брал первые книжки, зрительный зал, где смотрел первые в жизни черно-белые киноленты. Детей пускали бесплатно. Мы усаживались на полу перед экраном, поближе к пианисту.
Правда, наш дом располагался далековато от трамвая, приходилось шагать через всю Шаболовку, чтобы дойти до Калужской площади. Мать ворчала, упрекала отца-ударника за то, что не догадался выбрать квартиру поближе к центру. Отец возражал: «Да, предлагали квартиру в Сокольниках, возле хлебокомбината. Там пыль и вонь. А здесь воздух, как в деревне. Нашим маленьким сыновьям раздолье». И верно: в ту пору на месте нынешней площади Гагарина стояла большая деревня, а на месте университета было огромное колхозное поле. Мой полуграмотный отец интуитивно чувствовал, как важна здоровая экологическая среда, и не поехал в Сокольники, район фабрик, трех вокзалов, сортировочных станций. Я же на свое сорокалетие был вынужден переселиться туда, бежав из Новых Черемушек. В Сокольниках все обжито, в пяти минутах ходьбы метро, школа сына, магазины, три кинотеатра. Рядом был парк. Впрочем, даже старинные березовые рощи Сокольников не спасали от гари и пыли мельничного комбината, от сажи и запаха машинного масла, несущихся с сортировочной, от шума поездов. Пока доходил до ворот парка, заглатывал много удушливых запахов, испускавшихся то кондитерской фабрикой имени Бабаева, то хлебозаводом, то обувной фабрикой «Буревестник». В панельном девятиэтажном доме возле хлебокомбината прожил шестнадцать лет. Затем представился шанс получить лучшую квартиру, в кирпичном доме, но выбрал ее снова в Сокольниках. Почему же? К ним я был привязан как пуповиной – теплым гаражом, находившимся в пяти минутах ходьбы от дома.