Юра упорно думал, что его призвание – дальняя бомбардировочная авиация, но, послушав рассказы бывалых разведчиков и сделав первые самостоятельные вылеты, он полюбил свою новую профессию.
– В разведке ты сам себе голова, – рассуждал он, – не ждешь сигнала ведущего. Ты один, у тебя больше свободы, чем у других авиаторов, но и гораздо больше риска…
В эскадрилье не было более статных и крепко сбитых парней, чем три молодца, составлявших боевой экипаж моей «двойки». Они рвались в бой. Вскоре ребята доказали, что досадная «блудежка» была результатом случайной оплошности. С хорошей оценкой они закончили тренировочные полеты и заслужили право регулярно летать на разведку.
Голубничий был строгим командиром, человеком самолюбивым и вспыльчивым. Иван имел прекрасное летное чутье – нюх, если можно так сказать, он мог выбраться из сложнейшего положения. Экипаж завоевал авторитет энергией, стремлением осваивать новое, смелостью и расчетливостью.
В авиации есть понятие – осмотрительность. Важность ее в полете чрезвычайно велика. Задание будет выполнено, экипаж останется цел, если проявлена настоящая осмотрительность, вовремя замечены вражеские истребители.
Три члена экипажа строго распределяли между собой сферы наблюдения за воздухом. Плохой обзор из кабины стрелка на Пе-2 заставлял Воскобойникова высовываться по пояс из верхнего люка. Это требовало мужества и огромной воли. Более двух часов длился разведывательный полет на высоте до семи тысяч метров. Радисты всегда облачались в зимнее обмундирование, чтобы не обморозиться, и закрывали лицо плотной маской. На глаза надевали очки.
Анатолий никогда не покидал свой пост. Даже когда надо было передать радиограмму, он не прятался в кабину. Управляя радиостанцией с дистанционного пульта, Анатолий стоял по пояс на всех стратосферных ветрах и время от времени просил Голубничего «показать хвост», то есть качнуть килями для просмотра «мертвых зон». И так в течение всего боевого полета, с первой минуты до последней. Воздушные разведчики сохраняли свою жизнь благодаря зоркости стрелка-радиста, его безукоризненной осмотрительности и особой интуиции.
Долго экипаж летал без происшествий. Молодые разведчики поверили в свои силы, в безупречность боевой машины, а командование – в благополучный исход любого задания, которое выполняли три русских богатыря. Но однажды, когда они находились за линией фронта, связь прервалась.
Малютин и его новый помощник Анатолий Попов заволновались. «Неужели снова заблудились?» – думал комэск. Голубничий должен был уже пересечь линию фронта, а Воскобойников молчал. Мы вглядывались в густой туман, вдруг закрывший аэродром, и гадали: «Где-то наши разведчики?» Тревожила мысль: если Голубничий и прилетит, сможет ли сесть в плотном тумане?
В полете, далеко за линией фронта, произошел редкий в авиации случай. «Пешка» мчалась «в молоке», и вдруг ни с того ни с сего прервалась связь, перестал работать радиополукомпас, и стали перегреваться оба мотора. Хуже не бывает, когда не знаешь причины неприятности. Иван с Юрой безуспешно переговаривались, но так и не пришли к выводу, что следует предпринять. А тем временем температура воды в системе охлаждения обоих моторов приблизилась к критической отметке.
Когда вырвались из «молока» и оказались в лучах солнца, Воскобойников подал голос:
– Командир! Не вижу провода радиоантенны. Кто-то его оторвал! А хвост самолета окровавлен… Видны застрявшие в рулях перья…
– Что-что? – переспросил удивленно Иван.
– Пух и перья!
– Все ясно, – вмешался штурман. – Птицы сбили антенну. И попали в туннели водяных радиаторов. Вот почему моторы перегреваются! Был такой случай, когда я служил в полку «бомберов»…
Недаром говорится, что на ошибках учатся. Разведчики вспомнили злосчастную «блудежку» во время тренировочного полета и теперь не растерялись, сумели восстановить ориентировку и выйти точно на свой аэродром. Но посадочная полоса была закрыта плотным туманом, поверх «молока» были видны лишь трубы крестьянских изб да знакомые верхушки тополей. По ним разведчики строили расчет на посадку. Когда коснулись земли, Анатолий было закричал «ура!», но Иван его грозно обрезал:
– Прекратить! Еще неизвестно, куда катимся, в конце полосы – овраг…
Разведчики словно родились в сорочках: «пешка» затормозила в двух шагах от оврага. За блестящее выполнение боевого задания, за смелость и летное мастерство экипажу «двойки» объявили в тот день благодарность, а я написал о героях стихи.