До праздничного ужина оставалось еще много времени, и генерал-лейтенант встретился с командованием полка, интересовался результатами последних вылетов. Он отлично ориентировался на карте северо-запада нашей страны, перечисляя по памяти названия городов и даже небольших населенных пунктов. Генерал сразу снискал этим глубокое уважение наших штурманов. Те, кто близко знал Дмитрия Давыдовича, не удивлялись его блестящим картографическим познаниям. Города и железнодорожные узлы, которые фотографировали наши разведчики, были ему хорошо известны еще со времен гражданской войны.
Военную форму будущий генерал надел впервые, когда ему было всего одиннадцать лет. Он родился в семье военного. Отец командовал пехотным полком и погиб в русско-японскую войну под Ляояном. В 1916 году юный Дмитрий окончил кадетский корпус и успел повоевать в Первой мировой войне, отличился, был награжден Георгиевским крестом. Он во всем стремился подражать отцу и старшему брату, тоже военному, который дослужился до полковника в старой армии и без колебаний встал на сторону Советской власти. Старший брат посвятил жизнь артиллерии и вырос в крупного советского военачальника.
Дмитрий Давыдович также начинал с артиллерии. В годы гражданской войны он воевал на бронепоезде начальником боевого борта, освобождал Тарту, сражался за Псков, затем за Витебск и Бобруйск. А позже он преследовал на бронепоезде банды Махно под Миллеровом, Белой Калитвой и Кривым Рогом. И теперь, разглядывая карту временно оккупированных территорий нашей Родины, он живо представлял себе города, которые нам предстояло разведывать с воздуха.
Генерал-лейтенант был, конечно, в курсе стратегических планов Верховного командования на 1944 год, а также предстоящих операций на нашем направлении. Из задач, которые обрисовал генерал перед полком, становилось ясно, что наша армия готовится к наступлению и разведчики должны будут внести коррективы в свою боевую работу.
…Генерал приезжал в наш полк еще дважды, когда мы вели боевые действия с аэродромов Польши и Померании. Но тогда я его не видел. Спустя тридцать лет после Победы я разыскал адрес престарелого генерала с помощью московского телефонного справочника. Фамилия у него редкая, в переводе со шведского она означает «зеленая долина». В справочнике она оказалась в единственном числе, инициалы сходились. Я позвонил, и мы договорились о встрече.
Дмитрий Давыдович жил в доме возле метро «Сокол». Окна его квартиры выходили на шумный тоннель, через который поток автомашин бежит к Химкам и дальше по Ленинградскому шоссе к городу на Неве. Он встретил меня в полной генеральской форме. Не расставался с ней, хотя находился в отставке. По скромной обстановке в квартире можно было судить, что генерал ценил превыше всего работу, службу в армии. Мы начали вспоминать боевые дела воздушных разведчиков.
Грендаль сохранил отличную память, чистоту речи. В свои семьдесят пять лет передвигался он быстро, но голова и руки тряслись, и долгая беседа утомляла. Все свои публикации в советской печати и фотографии военных лет он передал мне. Мы встречались с ним еще раз. Генерал приветствовал мою идею написать историю полка.
– Многого не знаю, – начал я. – Документов не имею. Жалею, что не вел дневник во время войны. Нам это запрещалось. Уж не вы ли отдали такое распоряжение?
– Не помню, возможно, – ответил Грендаль. – Имею честь подчеркнуть, что этот запрет оправдан. Представьте, такая записная книжка попадет к врагу. Он обрадуется щедрому подарку.
– Но каким образом чей-то дневник окажется у немцев?
– Имею честь напомнить, что вы служили в секретном полку. Его экипажи улетали за сотни километров в тыл врага. И, к большому сожалению, многие не возвращались. Мы до сих пор не знаем, что случилось с ними. Сбили истребители, подбили зенитки. Разбились или спустились на парашютах. Попали в плен. Знаем лишь, что пропали без вести.
– Но, генерал, что я мог писать секретного в дневниках? Ничего. Много раз я провожал в боевой полет экипажи. Отдавал честь летчику-командиру. Докладывал: «Матчасть в порядке». Иной даже руки не пожимал. Залезал в кабину и улетал. Куда? Зачем? Когда вернется?! Тайна.
– А он, надо сказать, сам не знал, ради какой конечной цели рисковал жизнью. Эти цели знали только в Ставке Верховного Главнокомандующего. Вспомним: о готовившемся наступлении наших фронтов под Сталинградом знали лишь три человека – Жуков, Василевский, Воронов. Конечно, я не упоминаю Сталина. Он все знал. Даже я, тогда начальник фоторазведки Красной Армии, не был в курсе всех стратегических замыслов Ставки. Только мог догадываться. Все фотодонесения поступали ко мне в штаб. Им верили больше, чем глазам летчиков. Те могли ошибиться с подсчетом вражеской техники, а молодые, неопытные экипажи в начале войны порой снимали не те объекты, что им приказывали разведать. Но их подстраховывали зоркие «фотики».