– Блуданули мы тогда отменно, – признался Петров. – Я предложил Строеву снизиться до бреющего, пройти над станцией какого-либо городишки и прочитать надпись. Спустились, проносимся над станцией. Где там! Разве на большой скорости разберешь? Делаем еще разворот – и снова не можем прочитать название станции. Задание, конечно, сорвали. Поняли, что проштрафились, теперь отстранят от полетов, заставят зубрить наши летно-штурманские науки и сдавать зачеты, чертить на память карту района боевых действий в радиусе тысячи километров…
– Постой, Виктор, ты что-то путаешь… А когда же ты сел на лес? – перебил Петрова дремавший на нарах Богданов.
– То было позже. Нас со Строевым разъединили. Более того, десять боевых вылетов, что мы с ним сделали, не засчитали. Мы должны были все начинать сначала. Мне дали опытного, бывалого штурмана Алексея Малинкина. Так вот с ним я летал на разведку аэродрома Резекне. Там зенитки пробили нам правый мотор. До линии фронта двести километров. Кое-как перетянули на одном моторе передовую. От перегрева единственный исправный двигатель отказал, и мы стали падать в густой привалдайский лес. Самолет врезался в деревья. Обе плоскости и винты сразу отлетели в стороны, фюзеляж переломился, а мы остались невредимы. Пришли в себя, сняли кассету с фильмом, взяли с собой бортпаек НЗ и три дня выбирались из леса до Андреаполя.
– Все мы были зелеными, слепыми, как котята, – вмешался вдруг в разговор Слава Ящук.
К его голосу прислушались все разведчики. Некоторые привстали с нар, чтобы получше слышать, что скажет обычно немногословный штурман, считавшийся идеальным авиатором. Недаром ему вместе с Мелахом присвоили Героя. «Блудежек» и прочих приключений за экипажем Мелаха никто не помнил.
Ящук рассказал историю, которая случилась осенью 42-го во время разведки аэродромов гитлеровцев под Смоленском и Вязьмой. Осколок снаряда зенитки повредил компас. Погода была хуже некуда. Видимость отвратительная. Ящук назвал Мелаху примерный курс на восток. Вот пересекли незнакомую дорогу, развернулись и пошли вдоль нее. Авось куда-нибудь приведет! И впрямь удача – впереди показался аэродром. Ефим решил с ходу приземлиться, уже выпустил шасси и щитки. И вдруг ему померещились на стоянках самолеты с крестами на фюзеляжах. Не успел он принять решение, как в шлемофоне раздался крик стрелка-радиста: «Фрицы на аэродроме!» Мелах дал газ и скрылся в облаках.
– Теперь оставалось лететь куда глаза глядят, – рассказывал далее Ящук. – Бензин кончался. Вынырнули мы из облаков и увидели внизу большую деревню. Домам нет конца! Впереди вдруг другой незнакомый аэродром. Много самолетов. Краснозвездные! Приземлились, спрашиваем: «Что за деревню мы пролетали?» Москву, говорят. «А аэродром с «мессерами»?» Наш, Кубинка. Там поставили трофейные истребители для изучения их слабых и сильных сторон. А вот за пролет через небо Москвы с нас строго спросили. Мы, оказывается, причинили большие хлопоты командованию авиации ПВО, которое вынуждено было поднято по тревоге истребителей…
Не знаю, сколько еще продолжались бы эти воспоминания, но в землянке раздался телефонный звонок, Малютин приказал выпустить в полет экипаж Богданова на разведку погоды в тылу врага. Одновременно он должен был сфотографировать намеченные объекты. Конечно, если позволит погода.
Витюнчик – его по-прежнему так звали, несмотря на то, что грудь Богданова уже украшали два боевых ордена, – лихо взлетел и через час радировал: «Погода неважная. Иду на цель». Еще через сорок минут: «Есть разрывы в облаках», «Веду визуальную разведку объекта». Затем он передал: «Возвращаюсь».
БОЕВЫЕ ПОДРУГИ
Наше одиночество кончилось. Еще две эскадрильи воздушных разведчиков перебазировались в Смоленск, а на подмосковной базе осталась одна учебная эскадрилья, в которой стажировались новички.
Мы с радостью встретили друзей-товарищей. Вместе с ними прибыла группа девушек-мотористок. Мы удивились такому сюрпризу, а начальство сочло, что на бомбардировщиках мотористкам будет работать нелегко, и решило переквалифицировать их в укладчиц парашютов – работа физически не тяжелая, требующая ловких женских рук. Но главный довод – не хватает укладчиц. Парашюты нужно было в определенные сроки распускать, тщательно проверять, если надо – стирать и гладить, затем укладывать. Словом, как и самолетам, им обязательно в срок надо делать профилактику.