Немцы серьезно готовились оборонять подступы к Германии, срочно создавали укрепленные районы, не дремала и их служба противовоздушной обороны. Во время разведки шоссейных и железных дорог, а также железнодорожного узла Лодзи экипаж Петрова заметил «Мессершмитт-109». Разведчики не дрогнули и, развернув самолет навстречу солнцу, с набором высоты продолжали полет. Истребитель не прекратил преследования, и тут у Виктора возникла дерзкая мысль.
В люках его самолета находились тысячи листовок на польском языке. Он дал команду Малинкину сбросить на стервятника весь «пропагандистский груз». Малинкин потянул ручку, и сзади «пешки» моментально образовался длинный белый шлейф. Спустя минуту стрелок-радист доложил, что преследователь резко пошел вниз – видно, листовки угодили ему в водяные радиаторы, и мотор стал перегреваться. «Листовками сшибли гада!» – рассказывали разведчики по возвращении на аэродром Крынки. Вернулись, как уже заведено, бреющим полетом.
Вечером в крестьянской хате, где разместились летчики, между хозяином-поляком и Виктором произошел такой разговор. Старик вдруг сказал:
– Фрицы-то высоко летают, а вы, русские, низко. Видать, не умеете.
Виктор стал объяснять, что бреющий полет опаснее, а поляк не верит. Озадаченный Виктор отрезал:
– Ну, хорошо, завтра полечу, возьму и сшибу трубу твоей хаты.
– Не сшибешь, – ответил поляк, – она крепкая.
– Хорошо, посмотрим!
И расстались.
На следующий день, возвращаясь с задания, Виктор разглядел эту самую трубу и прижал к ней Пе-2. Самолет взмыл, и от идущей от винтов струи труба рассыпалась. Ох, и смеху было в тот день! Поляк с восторгом всем рассказывал, какие храбрые русские летчики.
А Петров был счастлив вдвойне. Мало того что убедил старого поляка в своей правоте, но и вернулся с исключительно ценными фотодонесениями. Его боевой друг Малинкин в тот день захворал, и штурманом летал Дерябичев. Петров хорошо знал от Голубничего, что Юра в полете не любит лишних разговоров. На вопросы иного незнакомого летчика, решившего проэкзаменовать штурмана, постоянно спрашивая «Где находимся?», Юрий обычно отвечал: «В воздухе». А если летчик не унимался и, увидев деревню, снова спрашивал, что за пункт, Юра ехидно говорил: «Населенный». И так несколько раз, пока летчик не убедится, что штурман занят своим делом и ведет самолет точно по маршруту.
Но во время полета с Петровым Юра не умолкал всю дорогу.
– Командир, подверни чуть вправо! – попросил вдруг он.
– А что случилось? Вроде бы летим нормально.
– Так-то оно так, но вижу справа что-то похожее на вновь сооруженную крупную полосу обороны фрицев. Пролетали тут неделю назад с Голубничим и ничего не заметили…
– А где мы сейчас находимся?
– В ста пятидесяти километрах западнее Варшавы. – Через несколько минут разведчики приблизились к цели настолько, что отчетливо смогли разглядеть с большой высоты свежевыкопанные противотанковые рвы и другие атрибуты мощных оборонительных укреплений отступающих гитлеровцев. Полоса тянулась на много десятков километров с севера на юг.
– Летим над целью, Витя, включаю фотоаппараты! – крикнул Юрий.
Инициатива разведчиков была отмечена благодарностью. В напряженной боевой работе заканчивался славный 1944 год.
В новом году солдаты Рокоссовского прорвали фронт и развили наступление. Старшим авиамеханикам приказано перебазироваться на новый аэродром города Модлин, что находился севернее Варшавы, на берегу Вислы. Выезжаем в ночь с тем, чтобы прибыть туда утром и приготовиться к приему самолетов.
Модлин оказался старинной крепостью, обнесенной рвом и каменными укреплениями. Потайные ходы вели из нее к Висле. Наши пехотинцы и танкисты столь молниеносно окружили крепость, что не все гитлеровцы успели удрать. Несколько механиков спустились в катакомбы и взяли в плен с десяток голодных фрицев, направлявшихся подземными ходами за водой к реке.
А фронт уходил все дальше. Перед разведчиками полка встала задача – вскрыть берлинский аэродромный узел. Одновременно летчики продолжали разведывать еще не сдавшийся Кенигсберг, обложенный со всех сторон Данциг и обширные районы Померании.
6 ЧАСТЬ
ДОРОГИЕ МОИ ОДНОПОЛЧАНЕ. МИЛЫЕ МОИ РАССКАЗЧИКИ И ЛЕТОПИСЦЫ
ПЕСНЯ АВИАМЕХАНИКА
Получил письмо от комиссара Настоящего. Он написал, что я «предельно точно нарисовал воина—воздушного разведчика: волевым, трезво расчетливым, отважным, готовым идти на все ради выполнения задания». Потом комиссар коснулся той полковой жизни, за которую отвечал: