В письмах других моих однополчан также не было прежней радости, уверенности в завтрашнем дне.
ГДЕ НАША НЕ ПРОПАДАЛА
Ранней весной 73-го года поехал на «Волге», чтобы навестить двух однополчан. Один жил в Богородске, что в сорока километрах от Горького, другой в городе металлургов Выксе.
Оба города расположены на правобережье Оки. Выкса значилась первым пунктом поездки, на карте автомобильных дорог был красным цветом обозначен мост через Оку. На всякий случай написал в Выксу другу, Герою Советского Союза штурману Евгению Романову, чтобы узнать, можно ли к нему доехать на машине. Конечно, ответил он. И вот я «газую» по знакомой дороге – «Владимирскому тракту». Слева остался аэродром
Монино. Въезжаю, наконец, во Владимир, сворачиваю вправо на шоссе, ведущее к старинному городу Мурому. Приличную скорость «Волги» пришлось укрощать. Асфальт разбит. На въезде в Муром меня встречает каменный гигант – монумент Илье Муромцу. Решил спросить у милиционера, как проехать к мосту. Не ответив на мое приветствие, младший лейтенант нагнулся, увидел московский номерной знак, улыбнулся.
– Москвич, видать? – сказал. – Ну и ну! А моста-то нет!
– То есть как нет? На карте обозначен. Выходит, ошибочку допустило здешнее ГАИ?
– Ну, вы потише, товарищ водитель. Никакой ошибки нет. Проехать через Оку на ту сторону можно по мосту. понтонному. Его мы наводим, когда сойдет ледоход. А зимой, когда Ока встанет, организуем движение по льду. А сегодня на дворе что? Весна! Лед подтаял. Опасно. Мы вчера установили на переправе «кирпич», как вы называете запрещающий проезд знак.
И ушел младший лейтенант, махнув рукой в сторону переправы. Я был в отчаянии. А когда подъехал к реке, увидел ледовое море и крутизну берегов, мысли мои ушли далеко, в воспоминания тяжелого 41-го года. Настроение тогда у всех было унылое. И вот, спустя десятки лет после войны, взглянув на простиравшуюся передо мной широченную Оку, я про себя воскликнул: «Нет, Гитлеру никогда не удалось бы покорить Россию! Захватив Москву, он уперся бы в Оку, Волгу.» Младший лейтенант, однако, шел мимо меня и как бы вернул мои мысли к реальности. «Как же добраться до Выксы?» – спросил я его. «Кругалем! Через Горький. Только там есть автомобильный мост через Оку», – посоветовал он.
«Кругалем» – это лишние четыреста километров. Но что делать. На городском почтамте дал телеграмму Романову: мол, моста нет, еду в Горький, затем поверну к Петрову. Встретимся завтра. Поздно ночью я наконец добрался до Петровых, которые меня не ждали. Выслушав мои злоключения, угостили ужином и уложили в смежной комнате отдыхать. Утром вместе с Виктором мы отправились навестить Романова. По дороге на Выксу я расспрашивал Петрова о том, как воевалось.
– Виктор, а знаешь, как тебя эскадрильские ребята прозвали? – спросил я друга. – Кто-то прозвал живчиком, кто-то – везучим, шутником и даже патриотом. Ну, то, что ты – живчик и везучий, объяснять не нужно? Помнишь, ты, вернувшись на родной смоленский аэродром, не мог приземлить свою «пешку»? При снижении она задирала хвост, как петух перед боем.
– Смеешься? А дело пахло керосином. Нас атаковали «мессеры» и перебили рули высоты. «Пешка» шла по прямой, как положено. А подняться или опуститься вниз не могла. Пришлось сажать ее «на живот». Верно, повезло. Еще бы! Тяги рулей высоты были изрешечены пулями. Одна тяга держалась на честном слове. Чуть что, она лопнет, и самолет свалился в штопор.
– А верно говорят про тебя, что ты играл моторами, вроде музыканта на барабане?
– Что-то не понимаю, на что ты намекаешь? А-а. Догадался. Маленькая хитрость, вводившая фрицев в большое заблуждение. Когда мы переходили линию фронта, то давали разные обороты моторам. Создавался гул, очень похожий на рев немецких бомбардировщиков. Немцы принимали нас за «своего» и не открывали зенитный огонь.
– Но тебе везло и в случаях атаки «мессеров». Как ты увертывался от огненных трасс фрицев?
– Как все. Нырял в облака, если была густая облачность. А чаще пикировал. Во время пикирования «пешка» уходила от истребителей врага. Хороший аэроплан! Правда, ради справедливости, признаю, при резком пикировании с больших высот покрывались льдом стекла кабины летчика, и он ничего не видел. Кроме того, пленка инея образовывалась на остеклении приборов. Летчик не мог ориентироваться, был, как в «слепом полете». Как выходили из положения? Протирали стекла. Разумеется не вашими технарскими тряпками, они всегда в масле и грязи. А женским душистым платочком, подаренным во время ночной прогулки накануне вылета.