Последние пять пленников отбыли, и Гарри остался один в этом каземате… Делать тут было, вроде бы, больше нечего, пора возвращаться домой… Гарри уже собрался подниматься, чтобы, выйдя наружу, подать сигнал — последний элемент его плана, когда почувствовал необычные следы магии на одной из стен. До этого он их не замечал…
Гарри вопросительно посмотрел на выглянувшую из–под его рукава Ашару, та что–то прошипела в знак согласия. Здесь кто–то что–то спрятал, спрятал очень неплохо и старательно, но самую малость переборщил, что и сделало его работу заметной.
Гарри провел по стене рукой… Да, так оно и есть, за ней что–то спрятано, какое–то помещение… А вот ее открыть, скажем так, вежливо, Гарри не знал, а значит, придется применить другой способ. Взрывать ее как–то не хотелось, мало ли что там за ней, может, еще один бедолага, а взрывом его вполне можно поджарить…
— Асидо–дусудио инсттансус! — применил он подходящее, на его взгляд, заклятье. Мощный магический растворитель расползся по каменной стене и начал проедать в ней дыру. Но довольно скоро остановился, этот камень был очень неплохо заколдован, в результате чего, довольно успешно сопротивлялся. Но все, что создано одним человеком, может быть разрушено другим, и с пятого раза Гарри проделал в стене дыру удовлетворительных размеров.
За ней располагалась еще одна камера с одним единственным узником, который, как и вейла, был крепко прикован к стене. Слишком крепко. Это были даже не цепи, а намертво вделанные в стену оковы из закаленной стали, чтобы вообще не давать пленнику возможности двигаться. Это оковы были на руках, ногах, шеи, торсе… Кто–то воистину не хотел, чтобы этот пленник сбежал. Значит он был либо очень важен, либо чрезвычайно опасен, а скорее всего и то и другое.
Константин оценивающим взглядом посмотрел на пришельца. С одной стороны, девушка вломилась в его камеру силой, что обнадеживало. Будь она из числа слуг этого создания, которое в этот раз вообще не имело ничего общего не то, что с человеком, но вообще с живым существом, она бы не стала разрушать дверь. Она бы ее просто открыла. Но с другой стороны, одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что эта девушка опасна, чрезвычайно опасна даже для него, а это кое–что значило…
За свои уже более чем пятьсот лет существования он повидал немало волшебников, он всегда обладал способностью видеть глубже, чем поверхность, и чувствовать силу. Так вот, сила почти переполняла эту девушку, но при этом не била через край, а держалась под контролем, оставаясь незаметной для большинства… Это было чем–то исключительным, даже пресловутый Альбус Дамблдор, известный своей «светлостью», мягкостью и тому подобным, контролировал свою силу гораздо хуже, выпуская ее на волю и окружая себя аурой доброты, спокойствия, доверия и просто силы. А еще… эту девушку все же окружала какая–то аура, совершенно ему незнакомая… Она все–таки излучала какую–то силу, совсем легкую, незаметную, так что даже он, с его исключительной чувствительностью к таким вещам, едва–едва заметил это. И не мог сказать об этой силе ничего определенного, для кого–нибудь другого эта сила просто бы осталась незамеченной…
Сама же девушка, которой с первого взгляда нельзя было дать больше восемнадцати лет, остановилась и точно так же оценивала его, как он пытался разобраться в ней. Судя по тому, что проступило на ее лице, она тоже узнала не много. Кстати, странно, что такая личность, которая, кроме прочего, в совершенстве владеет Окллюменцией, в чем он уже успел убедиться, пропускает на лицо некоторые эмоции… Итак, до какой–то степени они были в равном положении незнания, но у нее была все же большая фора, ибо он был прикован.
— С кем имею честь? — ее голос нельзя было назвать женским, и в нем не было никаких чувств. Значит, она наложила на себя маскирующие заклятья, и ей, вероятно, неизвестно, что для него они не помеха. Очко в его пользу.
— Владимир Замчалов, — назвал он первое пришедшее на ум имя. Кажется, это было ошибкой.
— Я предпочитаю называть своих собеседников их настоящими именами, если ты не против…
— И что же говорит тебе, что я не назвал своего имени?
— Ну, во–первых ты это только что подтвердил, а во–вторых, не думаю, чтобы вампир, которого так боятся… — девушка многозначительно обвела глазами окружающую действительность. — Так вот, не думаю, что такой вампир может быть настолько молод, чтобы носить фамилию, которую придумали лишь в двадцатом веке… — Константин задумался над этими словами, пожалуй, он не смог бы ни подтвердить их, ни опровергнуть.