Насильник довольно кивает, сосредотачиваясь целиком на своей любимой жертве.
– А ты, детка, симпатичная, если тебя умыть, – Сэм наклоняется к самому ее уху, будто собирается поцеловать. – Не то, что тогда в камере – чумазая замарашка. Такую тебя будет куда приятней отыметь.
Скабрезная улыбка кривит его рот.
– Я много лет вспоминал наше с тобой незаконченное дельце, и все думал, как лучше поступить, когда мы встретимся: прирезать Мелларка до или после того, как я снова воспользуюсь твоим телом?..
Китнисс хлюпает носом, начиная нашептывать одной ей понятные заклинания, но Сэма это только раззадоривает.
– Пусть посмотрит, да? – Он переводит взгляд на меня. – Пусть полюбуется, какая ты похотливая сучка на самом деле…
Блеск его глаз кажется мне совершенно ненормальным: расширенные зрачки, почти полное отсутствие радужки… Неожиданно я понимаю, что именно изменилось в Сэме. Изменения не внешние, они внутри: его душа теперь пропитана не только жестокостью, у нее появился привкус сумасшествия. Особо опасная смесь, обещающая погибель всему, чего коснется рука бывшего охранника.
Он все говорит, говорит, говорит, а его лапы касаются Китнисс, и каждый раз ее передергивает от отвращения, но все попытки отстраниться не приносят результата – насильник только крепче прижимает ее к себе.
Я ненавижу себя за то, что ничем не могу помочь жене, от этого бессилия душа разрывается на части, и
хочется плакать, хочется выть в голос. Повторяю про себя любимую считалочку дочери, но успокоиться не получается: я не могу просто сидеть и наблюдать, как он снова…
Китнисс не сумеет справиться с этим во второй раз: раны на ее сердце затянулись, но шрамы остались – уродливые и иногда отзывающиеся болью. Только не опять, только не снова…
Лихорадочно осматриваюсь, будто вижу комнату впервые: ищу что-то способное заменить кочергу, что-то, что можно использовать, как оружие… Вариантов не много, и ни один из них не решает проблемы с ножом, которым угрожает насильник.
Сэм засовывает язык Китнисс в ухо, и она, взвизгнув, дергается в попытке отстраниться. Это словно какая-то крайняя точка, будто терпеть дальше внезапно становится невозможно: не выдержав, я соскакиваю на ноги и успеваю сделать несколько шагов вперед, когда вижу кровь, выступившую на щеке жены. Лезвие переместилось на ее щеку и безжалостно ранит нежную кожу, разрезая плоть.
– Мне не хочется прирезать ее раньше времени, – улыбается Сэм, внимательно глядя на меня, – но ты провоцируешь меня, парень.
Мгновение стою в нерешительности, но ручеек свежей алой крови, резко контрастирующей с бледной кожей Китнисс, заставляет меня проявить слабость: я отхожу и усаживаюсь на место. Китнисс снова плачет, бросая на меня взгляд, полный мольбы, и к своему ужасу я читаю в нем… просьбу о смерти. Повторение того кошмара ей не пережить. Она не сумеет, не справится…
Мысли путаются, потому что я не уверен, что смогу выполнить ее просьбу. Даже ради того, чтобы ей не пришлось пережить все вновь… Когда-то я уже отчаялся настолько, что пытался удушить Китнисс подушкой. Сумею ли я сделать это теперь? Она моя единственная и бесконечно любимая женщина. Жена. Мать моих детей. Голова идет кругом, а на глазах выступают слезы. Что делать? Что делать!?
Неожиданно я различаю звук, который заставляет меня скривиться от боли, сильнее которой уже просто не может быть: негромкий плач сына, доносящийся из соседней комнаты. Меня словно молнией бьет: паника накатывает с такой силой, что, кажется, кости трещат, ломаясь.
Я вижу, как внезапно настораживается Китнисс: истерика и собственные слезы не мешают ей обратить внимание на плач ребенка. Много ночей подряд она просыпалась, устремляясь на помощь своему малышу, а сейчас именно слабый крик ребенка дает ей какие-то дополнительные силы – силы, чтобы бороться.
Наши взгляды встречаются, и я замечаю, что ее глаза, ставшие темно серыми, становятся серьезными, сосредоточенными. Хотя ее губы все еще дрожат, Китнисс больше не плачет.
Сэм, похоже, не замечает голоса ребенка, продолжая ощупывать плененное тело. Моя жена косит глаза то нож, то на меня, и, не произнеся ни звука, мы общаемся, договариваемся… Мы оба понимаем, что первым делом нужно отнять у врага его оружие… Осталось придумать, как?
Насильник толкает Китнисс вперед, заставляя ее выставить руки и опереться на спинку кровати, чтобы не упасть: он наклоняет ее, одной ручищей удерживая за талию, а второй задирая ее ночную рубашку так, что оголяются ноги. Жена отчаянно вскрикивает, резко подается вперед, а потом так же стремительно назад. Сэм, очевидно, не ожидал подобного, потому что отступает, покачиваясь, и выпускает жертву из своей хватки.
В ту же секунду Китнисс отскакивает от него, отбегая в сторону. Мне достаточно этого: срываюсь с места, бросаясь на него, и, тараня его в грудь, валю врага на пол, заламываю ему руку, все еще сжимающую нож.
Бывший охранник безумен, но не слаб – свободной рукой он наносит мне крепкий удар в подбородок снизу, и я щелкаю челюстью, ощущая солоноватый вкус крови во рту. Не выпускаю его запястье, поднимая и с силой роняя его руку, ударяю ее об пол, и, спустя целую уйму времени, оружие выпадает из на мгновение ослабевших пальцев врага. Краем глаза вижу, как Китнисс хватает нож, но все-таки не нападает – отскочила в сторону и ждет удобного случая.
Сэм не сдается: мы боремся, и он начинает побеждать – он переворачивает меня на спину, наваливаясь сверху, и, встряхнув, ударяет головой об пол. Перед глазами тут же разливается чернота, а из горла вырывается стон боли. Затылок ломит от ушиба, а уши будто закладывает ватой – звенящая тишина, от которой нет спасения. Плач сына становится все громче: даже оглушенный, я слышу, как Риса разговаривает с братом, пытаясь успокоить трехлетнего малыша, – и это придает мне ярости, достаточной для того, чтобы сбросить с себя противника и, оседлав его, вцепиться пальцами в мужское горло.
Я давлю, что есть сил. Давлю так сильно, что сводит пальцы. С наслаждением наблюдаю за тем, как белки глаз Сэма становятся сначала розовыми от лопающихся сосудов, а потом все краснее и краснее. Давлю, даже когда его губы синеют, и враг перестает сопротивляться. Мгновения, секунды, минуты… вечность.
Легко вздрагиваю, когда понимаю, что Китнисс обнимает меня за плечи, оттаскивая от уже бездыханно лежащего тела бывшего охранника. Я падаю назад, позволяя ей увлечь себя, и мы вместе отползаем в сторону, часто дыша и не спуская глаз с трупа.
Высвобождаюсь из ее объятий, но лишь за тем, чтобы самому обнять жену. Она льнет ко мне, и я чувствую, как ее слезы обжигают мою голую грудь.
Пальцы болят от непривычного напряжения. Ритм сердца неровный, а голова раскалывается от боли, но все это почти не имеет значения: я успокаиваю Китнисс, касаясь губами ее макушки.
– Тсс, родная, тсс… Все прошло… – шепчу я, ласково и нежно. – Все прошло…
И… следующая часть последняя для этой истории.
Все - финал…
Еще чуть-чуть… не сказки )))))
========== Эпилог (часть 3) ==========
Комментарий к Эпилог (часть 3)
включена публичная бета!
заметили ошибку? сообщите мне об этом:)
не бечено
Прислоняюсь к стене рядом с печкой, вслушиваюсь в треск горящих дров – он гипнотизирует и умиротворяет, отвлекая от суеты прошедшего дня, это именно то, что мне сейчас нужно.
Я устал, словно последний раз спал целую вечность назад, впрочем, это не далеко от истины: минувшие сутки, кажется, превратились в бесконечность, сливаясь в один непрекращающийся допрос, который устроили нагрянувшие миротворцы. Теперь я точно знаю: властям не нравится находить трупы, тех, кого они не смогли найти при жизни. Сэм скрывался от нового правительства долгие годы, а встретились они только в нашей с Китнисс спальне.
Он появился из ниоткуда, и его целью был мой дом: отравить, уничтожить, отомстить. Похоже на помощь кого-то свыше, что нам удалось выбраться из подобной передряги: Сэм был настроен весьма решительно и самостоятельно покинул бы наш дом, только оставив внутри четыре бездыханных тела.