Жар печи прижигает левую сторону лица, вынуждая меня отойти к столу. Взгляд непроизвольно падает на заколоченное досками окно, и воспоминания о страшной ночи снова встают перед глазами. Качаю головой – надо стараться не думать об этом, не вспоминать, навсегда вытравить из памяти эти часы.
Звонок телефона возвращает меня в реальность. Подхожу к телефонному аппарату, прижимая трубку к уху. На том конце голос, которого я не ждал.
– Привет, – произносит Гейл, будто даже приветливо.
– Привет.
– Как она?
Несколько долгих секунд я сомневаюсь, что хочу отвечать ему. Мы так и не стали друзьями: ради Китнисс изредка терпим друг друга, когда охотник приезжает на праздники вместе с ее родней, пытаемся поддерживать нейтралитет, но оба помним – второй соперник.
Мне стало проще, когда Хоторн сказал, что у него появилась девушка – первая за много лет, и ревность немного притупилась, поддавшись доводам логики – Гейл не враг, даже почти член семьи. Может, это привычка – сомневаться в нем? Только могу ли я быть уверен, что он действительно разлюбил мою жену?..
Хочу промолчать, но все-таки решаю, что он имеет право знать.
– Проплакала весь день, – тихо говорю я, еще не до конца поняв, откуда охотнику известно о произошедшем. Среди миротворцев так быстро разносятся новости?
Гейл выдерживает паузу, прежде чем задать новый вопрос.
– Как дети?
Упираюсь лбом в стену и тяжело вздыхаю.
– Они у Глена на пару дней, пока все не уляжется.
– Хорошо…
– Да…
Неловко молчим.
– Откуда ты знаешь? – не выдерживаю я.
Хоторн не врет.
– Она звонила.
Тишина.
– Просила разузнать про тебя…
Мне становится трудно дышать. За столько лет я выучил повадки Китнисс, и заранее знал, каков будет ответ, просто надеялся… Даже не знаю, чего я ждал. Чуда? Потираю глаза, не очень-то хочется услышать от Гейла о том, что меня, скорее всего, посадят за превышение необходимой самообороны.
– Я навел справки, – произносит Хоторн. – Тебе не предъявят обвинение, все квалифицируют, как самозащиту.
– Миротворцы сказали, что «задушить человека» не входит в перечень допустимого…
– Пит, – перебивает Гейл, – прими это без лишних вопросов. Это для нее, и для тебя тоже. У меня есть связи, и дело замнут, тем более, что тот урод…
Я слышу злобное сопение в трубке.
– Я бы и сам придушил его, посмей он обидеть Китнисс или детей.
Опускаю глаза в пол. Хоторн по-своему любит моих малышей, а им нравится «дядя Гейл»: какая странная штука жизнь.
– Спасибо, – искренне говорю я. – Я перед тобой в долгу.
– Я запомнил, – усмехается охотник.
– Если что, звони.
– Ладно…
Внезапная тишина кажется слишком громкой, я отвык от такого: в последнее время в этом доме редко бывало тихо – визги и смех детей, ласковые песни Китнисс, когда она укладывала сына и дочь…
По коже пробегает холодок, похоже, мне сегодня не уснуть – слишком много мыслей и слишком они непоследовательны.
Прохожу в гостиную и сажусь в кресло, глядя на притаившуюся на диване жену. Она спит, но в отблесках огня, пылающего в камине, я вижу, как ее веки дрожат: ей снится очередной кошмар. Прежде чем я успеваю подойти ближе, чтобы разбудить ее, Китнисс просыпается, резко открыв глаза.
– Эй, просто сон, – шепчу я, присаживаясь на край дивана. Беру ее руку в свою. – Оглянись, вокруг Рождество!
Губы Китнисс складываются в грустную улыбку.
– Да… Как там дети? Надо им позвонить.
– Я набирал Глену, все хорошо: его ребятня не дает им скучать.
– Хорошо, пусть так, – она отводит взгляд. Я слишком хорошо ее знаю, Китнисс хочет о чем-то сказать, но не решается.
Помогаю ей:
– Расскажешь?
Серые глаза жены полны нежности и вины. Необычное сочетание, беспокоящее меня. Китнисс требуется несколько минут, чтобы все-таки решиться:
– Помнишь, я раньше считала себя грязной?
Нехотя киваю, такое невозможно забыть.
– А может… что-то в этом было? – ее голос дрожит. – Я ведь… я согласилась бы на все, совершенно на все, Пит, если бы это могло спасти тебя и детей…
Не даю ей закончить, притягиваю к себе, крепко прижимаю к груди и целую в лоб. Не знаю, что сказать.
– Давай переедем в Двенадцатый?
Китнисс отстраняется и поднимает на меня глаза.
– Но это наш дом.
Киваю, соглашаясь, но настаиваю.
– Он и останется нашим – в нем каждая вещь пропитана нашими воспоминаниями, и мы сможем приезжать сюда, когда захотим. Но скоро Риса пойдет в школу, да и Тэму будет полезно поближе познакомиться с двоюродным братом.
– Прим… – задумчиво произносит Китнисс.
Я знаю, что она скучает по сестре, хотя они и видятся несколько раз в год, жене этого мало, а то, что я предлагаю – шанс все исправить. Стараюсь не упоминать о том, что миссис Эвердин умерла пару лет назад: моя жена не любит лишний раз вспоминать об этом, да и сегодня как-то особенно хочется смотреть только вперед, ни на секунду не оглядываясь в темное прошлое.
Китнисс вздыхает, утыкаясь носом мне в шею.
– Хорошо, давай так и сделаем.
Жена сдвигается к самой спинке дивана, чтобы я мог лечь рядом, но он все равно довольно узкий, чтобы лежать вдвоем. Почти укладываю Китнисс на себя сверху, и она льнет ко мне, доверчиво положив голову на грудь. Провожу рукой по ее волосам и распускаю наспех заплетенную косу.
Я люблю, когда Китнисс так близко, мне все в ней родное и нужное: каждая прядь волос, укрывшая мои плечи, каждый сантиметр нежной кожи, каждый вдох и выдох.
– Я люблю тебя.
– Я тебя тоже.
Мы просто лежим, обнявшись, но спустя время, я чувствую, как тонкие, чуть прохладные пальцы жены касаются моей щеки. Не открываю глаз, даже ощутив ее дыхание на своей коже, лишь принимаю поцелуй, не испытывая дикой страсти.
Блаженство это не сама близость, это больше то чувство, когда у вас одно дыхание на двоих, одно тело, единые мысли. Она моя, а я ее.
Китнисс становится настойчивой, ее поцелуи все-таки распаляют меня. Подхватив родное тело, переворачиваю его, нависая над женой, и одежда сама слетает прочь, позволяя мне стать с Китнисс по-настоящему одним целым, слиться с ней, как уже бывало бессчетное количество раз до этого.
Я не тороплюсь, двигаюсь плавно, почти лениво: в этом сладость – томительные прикосновения ее губ к моей шее, волнующее поглаживание острых ногтей по плечу, стройные ноги, сцепленные в замок на моей пояснице. Минуты ни с чем несравнимого удовольствия: тягуче, долго, необходимо, как воздух.
Целую ее опущенные веки, провожу языком по губам, ловлю ртом грудной стон, пропитанный ее желанием. Китнисс находит мою руку и сплетает наши пальцы – ловит меня, обещая не отпускать. Она дышит глубоко и неровно, слизываю капли пота с ее шеи за ухом, и двигаюсь, двигаюсь, двигаюсь, вперед, назад и снова – самый древний танец. Обнаженные чувства, подступающая эйфория, которая затягивает, дурманит и не отпускает.
– Ох…
Ноги жены крепко сжимают меня по бокам, на мгновение не давая шевельнуться, а в ее распахнутых глазах плывет утренний туман. Целую губы Китнисс, глажу все еще податливое тело и догоняю ее удовольствие после нескольких толчков. Шепчу ей на ухо, что она моя жизнь, и слышу, как жена отвечает мне тоже самое.
Елка в углу переливается тысячей лампочек, а огонь в камине, потрескивая, нашептывает миру нашу странную сказку о любви. О горечи, о боли и о времени, которое сотрет из памяти все зло, оставив вкус сладкого поцелуя на губах.
Финал))
Теперь моя душенька полностью довольна: для меня это самая ценная история, написанная ОТ и ДО для себя лично, пережитая в каждом эпизоде…
Благодарности всем-всем-всем ))
Особые теплые слова Fenelona и Gera89 ))
ЛЮБЛЮ ВАС,
всегда ваша afan_elena