Семнадцатилетняя жительница блокадного Ленинграда Варька Ветрова даже не думала о том, что когда-нибудь сможет посетить ещё что-то, помимо больницы, школы, в которой иногда навещала детишек, речки, служившей единственным источником воды, и пункта выдачи хлеба. С каждым днём цифра на карточке всё уменьшалась и уменьшалась, и в конце концов составила всего лишь сто пятьдесят грамм хлеба. Муки в нем почти не было. Его выпекали из опилок и целлюлозы.
В самом начале Ветрова работала на заводе. Из-за ее слишком низкого роста приходилось вставать на подставку, хоть многие коллеги до близкого знакомства и думали, что она ещё совсем молодая. Так и было, но на войне, в блокаде цифры стираются и перестают иметь значение. На фабриках и заводах работали и мужчины, и женщины, и дети.
Позже Варя оставила фабрику. Она хотела стать медсестрой. Даже начала учиться в институте. Война началась, стоило ей сдать сессию в конце первого курса. Варька не успела уйти на фронт, чтобы помогать врачам работать с ранеными на фронте: Ленинград оккупировали слишком быстро, и приходилось идти на заводы. Будучи в осажденном городе, она ходила по городу, заходила в школы и больницы, чтобы помочь раненным здесь, в Ленинграде и нуждающимся.
Осторожно ступая по ещё неокрепшему льду, Варька пыталась не упасть, неся на плечах с коромыслом два ведра ледяной воды. Нева стала единственным спасением блокадников Ленинграда. Варе повезло: она жила рядом с рекой, и не приходилось в мороз ходить далеко. Она, опасно покачиваясь, поднялась по лестнице на второй этаж наполовину обваленного дома, кое-как открыла дверь и без сил опустилась на пол.
Никто не знает, сколько просидела одетая в несколько слоев Варя на полу. Нехотя поднимаясь, она бросила взгляд на окно, за которым мелькали силуэты, практически не видные в кромешной темноте. Ветрова подошла к столу, подожгла свечу остатками спичек и поднесла к слабо вспыхнувшему огоньки руки в надежде хоть немного согреться.
Дрожащими руками она взяла со стола короткий огрызок карандаша, достала потрёпанный листочек с фотографией, ласково посмотрела на неё, протирая пыль, перевернула и надавила кончиком карандаша, поставив точку. Девушка прикусила губу, слизнула выступившую капельку крови и начала писать.
«Дорогой Влад,
Мы не виделись уже две зимы и два лета. Скоро пройдёт третья зима, а мы все также не увидимся. Я не знаю, сколько будет длиться война, но я чувствую, что закончится она нескоро. Я ушла с завода ещё, вроде как, год назад. Точный счёт времени я не веду. Я помню, ты обещал себя сберечь. Ты улыбался мне, когда мы танцевали последний вальс на перроне, когда ты уехал в Москву, в поисках хорошей работы. Значит, ты сбережешь себя даже там? На фронте?
О том, где ты сейчас, мне говорит твоя мама. Мы живем вместе. Так спокойнее. И вдвоём веселее. Она сказала, что ты от меня ни одного письма не получал. Может быть, их теряют. Или цензуру не проходят. Я не знаю. Я вложу этот треугольничек к письму твоей мамы. Надеюсь, ты его получишь.
С любовью, Варька.
13 декабря 1944 года».
Огонёк потух, а дрожащая рука опустила карандаш. Варя прошла в соседнюю комнату, где лежала Александра — мама Влада. Ветрова аккуратно легла рядом и провалилась в тяжелый сон.
На следующее утро, вскочив ни свет, ни заря, Варька схватила оба письма со стола и побежала на почту. Она улыбнулась тёте Вале, принимающей письма, и умчалась обратно домой, чтобы успеть заскочить к дочке соседки, а потом и в больницу. Стоило Ветровой переступить порог госпиталя, началась бомбардировка.
Письмо до Влада дошло. Но он и Варька так и не встретились.
Комментарий к Письмо (Влад/Варя)
буду рада отзывам как и старичков, которые помнят этот фанфик с 20 года, так и новичков🤭♥️
========== Вальс (Артём/Кира) ==========
Кира Сменкина — капитан. Она добровольцем ушла в армию после выпуска из повторного курса милицейской академии. Девушку повысили в начале войны, чтобы вручить небольшой отряд под командование. Отец и брат Киры также ушли на фронт добровольцем. Тринадцатилетняя сестра осталась работать в тылу вместе с мамой.
Тем самым небольшим отрядом оказался пятый отряд минометчиков, состоящий из сплошных выпускников небольших институтов, за исключением одного парня, который вместе со Сменкиной окончил академию. Почти тридцатилетняя Кира иногда тяжело вздыхала, стоило вспомнить, что под командованием у неё пятнадцать восемнадцатилетних ребят, только на фронте научившихся минометами пользоваться. Иногда спасал бывший однокурсник — Артём, который доходчиво объяснял что-либо рядовым. Терпения у него было побольше, чем у Киры, но командиром все равно оставалась она.
Отряд действовал на удивление очень слаженно. Ребята четко выполняли указания, у них ловко получалось скрываться и подрывать вражеские снаряды. Они очень редко попадали в медицинскую часть, что не могло не радовать Киру. Несмотря на скверный характер, она быстро привязывалась к людям и относилась к своим подчинённым, как к родным, хотя и ворчала на них часто.
Они любили устраивать посиделки у костра. Отряд работал в самой глуши, куда редко пробивались вражеские танки и самолеты, но на всякий случай там всё равно должны были служить бойцы. Кира разрешала разжигать небольшой костёр с помощью веток, нарванных в лесу. Во время таких вечеров, многие рядовые дописывали письма домой, ставили число, месяц и 1943 год, аккуратно, не без помощи Киры сворачивали в треугольники и сдавали ей же, чтобы потом отправить их.
Иногда один мальчишка из отряда — рыжий Илья Муромов, которого в шутку прозвали Муромец, как богатыря, вытаскивал старую потрепанную годами гитару. Он помнил всего один вальс, а Влад, являющийся местным шутником, два. Парни поочерёдно играли на гитаре, иногда сами вставали потанцевать, но в большинстве случаев наблюдали за остальными.
Илья пару раз даже пригласил тихого, но самого крепкого и расчетливого бойца — Машу Фролову, которая славилась своим быстрым «взглядом на ситуацию» на поле боя. Единственная подчинённая, помощью которой пользовалась капитан Сменкина, потому что стратегии Маши не раз помогали в нападениях. Правда, пригласить Марию на танец удалось лишь со второго раза, когда, не выдержав вечных взглядов Муромова, с горя согласилась, и, судя по всему, об этом не жалела.
— Владик, твоя очередь играть, — заливисто прокричала Алина Косыцина — бывшая одноклассница Ильи, неведомо как попавшая с ним в одну боевую часть.
— Не смей меня так называть, — сквозь зубы прошипел Князев, но всё же взял в руки гитару, взял первый аккорд и заиграл. Это был несложный вальс, который он танцевал со своей девушкой на перроне Ленинградского вокзала, когда оставалось лишь пять минут до отправления поезда «Ленинград — Москва». Он прекрасно помнит мелодию, которую напевала Варька, хоть за два года расставания не получил ни одной весточки.
В тот вечер танцевали немногие: лишь Илья с Машей, да и Алина со Стасиком. Обе пары познакомились лишь на войне, но играть в гляделки и ждать первых шагов друг от друга им это не мешало, а это, между прочем, была ещё одна причина гнева капитана.
Артём скучающе наблюдал за кружащимся в вальсе парочками, краем глаза приглядывал за лежащей на земле Кирой, а также за расположившимся прямо у костра ребятами. Наибольшую часть внимания, конечно, забирала Кира, но об этом никто, наверное, даже не подозревал. Неожиданно даже для самого себя, он встал, подошёл к начальнице и навис над ней.
— Потанцуем, капитан Сменкина? — раздался его хриплый голос. Из-за мелодии было почти не слышно, но острый слух Киры отличил каждый звук, сказанный Артемом.
Она приоткрыла один глаз, вздёрнула бровь, явно удивлённая вопросами со стороны Мещерякова, который мало когда позволял себе такие наглые приставания. Даже не смутившись серьёзного взгляда открывшей оба глаза Сменкиной, Артём продолжал свисать над ней, ожидая соглашения. Кира вздохнула, вложила свою руку в протянутую Артема, который моментально выпрямился, а на его лице расцвела победная улыбка.