Тяготы, которые я испытывал, для меня были чем-то из ряда вон выходящим, а для пассажиров корабля это была просто жизнь и ее обычные трудности. Перед лицом жизни в панику не впадают, как бы страшно она ни била. Ты просто идешь ей навстречу — один. Хотя бразильцы всегда готовы помочь, за этим кроется очень ясное представление о том, что со своими трудностями надо справляться самому. По крайней мере, жители джунглей ведут себя именно так. Они как бы говорят: «Я-то всегда готов тебе помочь, но сам просить у тебя помощи не буду».
Дни на борту пароходика-рикрейю тянулись бесконечно. Как будто в плавучей тюрьме. Я пытался расслабиться, садился на банку рядом с гамаком Керен и разглядывал растения и животных на берегу, медленно проплывавших мимо: корабль развивал всего узлов шесть. Невозможность уединиться с Керен и Шеннон, постоянные изучающие взгляды пассажиров давили на меня. Хотя люди в основном проявляли участие, все же было тяжело слышать, как о тебе говорят в третьем лице, как будто тебя рядом нет.
— Она же умрет, да? — спрашивала одна женщина другую.
— Конечно. Этот гринго такой дурак, что привез сюда семью. У них малярия.
Раз за разом слыша от всех, будто у Керен и Шеннон малярия, я чувствовал свое превосходство над местными, которые даже не подозревали, что на самом деле это тиф.
— Как она обгорела на солнце!
— Какая же у них белая кожа!
— У него уж точно денег полно.
Толки продолжались час за часом, сводя меня с ума.
Наконец, на третью ночь после посадки в Аузилиадоре, мы обогнули излучину Мадейры, и я увидел вдалеке по правому борту огни. Я не видел электрического света уже много недель. Огни городка Умайта прорезали темноту джунглей, напоминая мне, что, кроме пираха и реки Маиси, есть целый мир. Но главное, эти огни были знаком цивилизации, а значит, помощь недалеко. Корабль сбавил ход и стал подходить к городу поперек русла реки, а здесь ее ширина была больше мили. Было где-то три часа ночи.
Вот судно притерлось к берегу. Через метровый зазор между бортом и берегом перебросили хлипкую доску. Мне никто не помог перенести вещи или детей. Но во мне проснулись просто-таки дикие силы. Я подхватил тюки, взял на руки младших детей, перенес их на берег и завел в какую-то заброшенную хибару у дороги. На дороге стояли такси и ждали пассажиров.
Я сказал четырехлетней Крис:
— Жди здесь. Никуда не уходи. Сиди на сумках и никому не давай их унести. Я приведу маму и Шеннон. А ты присматривай за Калебом. Поняла?
Крис крепко спала, а сейчас полчетвертого, и она никак не может проснуться.
— Да, папа, — ответила она наконец, протирая глаза и оглядываясь по сторонам, пытаясь понять, где же мы.
Я бегом поднялся обратно на борт; снял гамаки, уложил жену на банку, а с дочерью на руках спустился на берег, где ждала Крис.
Шеннон дрожала и стонала от боли. Потом я вернулся и поднял на руки Керен; она весила еще меньше, чем когда мы уехали. Я снес ее на берег и направился с ней сразу к одному из такси. Водитель помог мне побросать сумки в багажник, а сам я втиснул Керен и детей на заднее сиденье. Через несколько минут мы уже ехали в больницу.
Больница находилась на краю города, в кирпичном здании; она и сейчас там. Тогда стены были выкрашены в белый цвет, полы выложены плиткой. Я вынес вещи и отвел всех в приемный покой. Он освещался голыми лампами, свисавшими с потолка, за столом регистратуры никого не было. Все здание казалось заброшенным. Но это же больница! Я побежал по коридорам в поисках людей. Наконец я нашел мужчину в белом халате, который спал на столе для обследований. Я сказал ему:
— Моя жена больна. Думаю, это тиф.
— Тиф? Тут его не бывает, — сказал он, медленно поднимаясь.
Он прошел со мной в приемное отделение. Осмотрел Керен и измерил температуру ей и Шеннон.
— Ну что, — сказал он, — думаю, у них малярия. Но надо посмотреть. Я взгляну под микроскопом.
Он взял по капле крови у Керен и Шеннон и поместил на стекла. Рассмотрев их под микроскопом, он захихикал.
— Что смешного? — спросил я раздраженно.
— Elas têm malaria, sim. E não é pouco, não ‘Да, у них малярия. И серьезная, да’.
Он смеялся над тем, как я ошибся. И еще потому, что такую высокую концентрацию малярийных паразитов в крови, как у Шеннон и Керен, никогда не встречал, а он-то лечит малярию каждый день. Конечно, подумал я, болезнь зашла так далеко, потому что я по глупости не начал их лечить от малярии еще в индейском селении.