У Астрид тоже было предназначение — изменить мир. Она — тот инструмент, который в руках Роберта обретет свое «я», свою самоценность и ценность для других. Она перевернет все.
Ближе к восьми часам они проводили Астрид до выхода, предварительно договорившись встретиться через пару дней.
Удивительно, но эти пару дней оказались мучительными в своем ожидании. Роберту хотелось снова увидеть ее, услышать голос, проследить за плавной походкой, выраженной в ворожащих ум и глаза шагах. О, Астрид не знала, насколько пленительной она была — юная, сформировавшаяся во многих моральных и физических аспектах и совершенно не подозревающая, какую власть она могла иметь над очарованной ею душой. Юность — она такая: свежая, яркая, привлекательная, соблазнительная. Нет, Роберт ни в кое случае не имел тяги к молоденьким девочкам в общем понимании, его, как здорового человека, не привлекли бы совсем уж маленькие представительницы противоположного пола — это была бы болезнь, проклятие, клеймо. Его привлекла именно Астрид, такая, какая она есть, и иначе быть не могло.
Он вспоминал о ней, когда сидел в своем кабинете и записывал в тетрадь свои наблюдения, касающиеся исследования, которое назвал просто «Философия эволюции». Если цветы Астрид как нечто само собой разумеющееся и естественное, то их первоначало ссылалось на божественные причины и вмешательства. С этой мыслью Роберт почти заснул, как вдруг в кабинет вошел Александр.
— Я только что был на научной конференции, — сразу начал рассказывать он. — О вас вспоминали. Причем, недобрым словом.
Роберт моментально взбодрился.
— Что, там была Клаудия, полагаю?
— Была, — подтвердил Александр. — К сожалению. От этой женщины исходит яд. Удивляюсь, как вы еще не придумали способ заткнуть ее за пояс раз и навсегда, отвоевать свое почетное место, встать на пьедестал, вернуть себе честное имя и…
— С чего ты взял?
Вопрос был задан так спокойно, что сомнений не оставалось — план уже придуман.
— Что вы хотите осуществить?
— Ты знаешь, что.
Александр, хотевший было потянуться к виски на тумбочке, замер.
— Не говорите мне, что собираетесь сделать из девочки подопытную зверушку.
— Не драматизируй, — Роберт отмахнулся. — Никто не станет подопытной зверушкой, как ты выразился. Просто к нам будет больше внимания, и все. Я доведу исследование до конца, задокументирую, и больше никто не станет таскать ее по лабораториям.
— А как же обещание найти антидот?
— Это утешительная байка для Аманды, чтобы она позволила нам продолжать изучать Астрид для своих целей.
— И какова конечная цель? Лишить ее покоя?
— Ты снова драматизируешь.
— В конце концов, эти цветки причиняют ей много боли. Вы хотите, чтобы она мучилась всю оставшуюся жизнь?
— Давай поступим так, — Роберт мягко хлопнул ладонью по столу, подытоживая краткий разговор. — Я подумаю над всем этим. Дай мне месяц. А пока мы будем просто наблюдать.
— Ну… хорошо, — помедлил Александр. — Я верю вам.
Роберт не стал говорить, что он уже принял решение, иначе это вызвало бы со стороны Александра бурю негативных эмоций, а уж если Александр расходился, приводя при этом кучу весомых аргументов, остановить его было почти невозможно, поэтому Роберт соврал во избежание головной боли. Он не видел в себе совсем уж явного фарисейства, потому что существовало такое понятие, как «ложь во благо», которое объясняло все его мотивы — он откроет миру Астрид, во что бы то ни стало.
Роберт не понял, в какой момент, но встречи начали проходить с некой напряженностью. Напряженность росла по мере времени, пройденного от момента их откровенного разговора с Астрид касательно зверского тиранического отношения к ней Аманды. Александр тоже знал, но не был в тот момент, когда состоялся сам чудный миг разговора. Чудный, потому что открытость и умение быть откровенным действительно ценны для любого собеседника. В конце концов, Астрид в этой откровенности казалась Роберту ангелом во плоти, принужденным говорить то, что хотела бы скрыть из жалости к своей тетке, а Астрид действительно было ее жаль. Жаль как человека, у которого нет ничего радостного в жизни, и как человека, на которого могут завести уголовное дело. Астрид вся являла собой эту сердобольную, сострадательную интенцию ко всему вокруг.