Для заведомо проигравшего человека Астрид барахталась с завидным упорством, пока Роберт, сопя от усердия, не припер ее животом к столу.
Он надавил на ее поясницу. Так выверенно и ловко, затронув какую-то точку и вызвав болевой укол, что Астрид ахнула, превратившись в безвольное существо. Плечи ее смиренно расслабились, как у сдавшегося, побежденного бойца, тело обмякло, сотрясаемое мелкой дрожью. Она дернулась в остатках сопротивления, беспомощно всхлипывая. И тогда Роберт задрал на ней водолазку. Конечно, он увидел то, что ожидал увидеть. На изогнутой в неудобной позе спине осталось безошибочное свидетельство опекунской ласки, подписанное ремнем вместо чернил и словно наспех перетянутое свежими бинтами. Роберт сдвинул их в сторону. В первые секунды было только молчание. Выразительное и многоговорящее молчание, как единственно верная реакция на безобразие воспаленных ран.
— Чокнутая сука.
Роберт хотел обеспечить Аманде вечные муки. Астрид же, вероятно, хотела, чтобы ей милосердно пустили пулю в висок, настолько неловкой и болезненной была ситуация. Астрид начала сползать на пол, вцепившись в край стола и упустив момент, когда Роберт перестал удерживать ее.
Долгую минуту оба ничего не говорили. Но заговорить было необходимо.
— Что вы теперь сделаете?.. — голос Астрид дрожал.
— Она знает, что ты здесь? — спросил он, сжимая кулаки.
— Мистер Эндрюс…
— Она знает? — четче повторил Роберт. По молчанию он понял, что, конечно же, нет. Аманда не пустила бы Астрид с такими побоями куда-либо, иначе это скомпрометировало бы ее.
— Прошу, не говорите полиции, пожалуйста!..
— Я не скажу полиции. Нам ни к чему, чтобы они осматривали тебя. Но ей я скажу. О, я ей многое скажу.
— Не надо, пожалуйста. Вы не понимаете, она не успокоится, она будет продолжать еще чаще…
— Я не позволю, чтобы ее рука еще хоть раз коснулась тебя.
— Вы не сможете узнать. Если даже я сбегу к вам, она придумает любые поводы, чтобы обвинить вас в грязном интересе к моей личности. Она поглотит вашу жизнь так же, как поглотила и мою… Эта женщина… она способна на все.
— Как и я, — глаза Роберта опасно блеснули.
— Если действительно хотите помочь мне, то оставьте все как есть.
— Нет.
— Тогда я сбегу! — решительно заявила она. — Я сбегу и никто не сможет меня найти. И тогда закончится ваше исследование, закончится все.
— Это угроза, Астрид?
— Это констатация факта, мистер Эндрюс. А теперь, — успокоившись, она взяла себя в руки и перестала дрожать, — я развернусь и уйду домой. И вы не будете меня останавливать. Не будете, потому что я уже все сказала.
Роберт впервые видел ее такой — встающей наперекор. В ней была решимость. Скажи она Роберту сейчас «убейте мою драгоценную тетушку, мистер Эндрюс», Роберт так бы и поступил. Такая, она внушала трепет. Завораживающее зрелище.
Едва он одернул себя от этих мыслей, спина Астрид уже мелькнула в коридоре.
— Астрид, — позвал он ее, поняв, что поставленный ею ультиматум непререкаем. — За что в этот раз?
На мгновение Астрид остановилась в дверях.
— За побег, мистер Эндрюс.
Сердце Роберта рухнуло вниз. Сегодня Астрид дала Аманде еще один повод для зверств, сбежав во второй раз. Роберт не знал, молилась ли Астрид, чтобы Аманда не узнала, но Роберт…
Роберт полагал, что стоило.
У него никогда не было дурной привычки нервически кусать губы или вгрызаться в ногти. В последние несколько дней все изменилось. Роберт находил себя нервничающим и беспокойным, его мысли крутились только вокруг Астрид и того, что сейчас с ней творилось. А творилось ли? Скорее всего — да. Если такие люди как Аманда войдут в свой гневливый раж, его осадки легко будет всколыхнуть даже самым незначительным шевелением или дуновением, а Астрид в последнее время давала повод за поводом.
Роберт рассказал о случившемся Александру.
— И что вы намерены сделать? — спросил Александр, спокойно выслушав. — Вы сами говорите, что нельзя привлекать полицию, а на убийство вы не способны, так что…
Роберт решил не комментировать последнюю фразу.
— Но убийство мы рассматриваем как мрачную шутку, естественно, — поправился Александр, ведомый потоком своих мыслей. — Поговорить вы с ней не сможете, бедная девочка и так не знает покоя. Остается только ждать ее восемнадцатилетия.
Патовая ситуация, думалось Роберту, крайне патовая. Он долго сидел в кресле, цедя виски, пока не решил.