Роберт вдруг ощутил себя оглушенным, в ушах зашумела кровь.
— Что же… Что же конкретно она сказала? — поинтересовался он, стараясь держать себя в руках.
— Сказала, что самолично видела синяки и побои на твоей приемной дочери и что ты держишь ее затворницей. И еще, — Дэвид окончательно понизил голос, — она сказала, что ты угрожал ей расправой, если она обратится куда следует.
Грязная, мерзкая стерва. Роберту следовало ожидать от нее чего-то подобного. О, эта женщина всегда умела мстить.
— Тебе не кажется, что если бы это все было правдой, она бы не смела рассказывать это даже вам, коллегам?
— А я про что! — Дэвид запальчиво подтвердил. — Никто не любит Клаудию. С ней поддерживают общение только из-за ее заслуг. Как человек она, конечно, оставляет желать лучшего…
— В итоге как это связано с вашим разговором с Александром?
— Александр хотел рассказать мне кое-что, чтобы нейтрализовать эти мерзкие слухи в моих глазах. Так он мне сказал. Еще сказал, что перед этим он должен поговорить с тобой.
«Но, видимо, не успел», — подумал Роберт мятежно.
— Я не знаю, что у вас там творится, — продолжил Дэвид после непродолжительного молчания, — но я ни за что не поверю, что ты можешь держать девочку в таких условиях.
— Спасибо. Спасибо, Дэвид. Если что, будем на связи.
— Не за что, Роберт. Да, на связи!
Роберт повесил трубку.
Он был невероятно зол. Он был в ярости. Если бы Клаудия сейчас находилась перед ним, то он придушил бы ее голыми руками, он бы сжал ее горло в тиски и наблюдал бы, как жизнь покидает ее с каждой утекающей секундой. Но это был лишь сладостный мираж. Сейчас Роберт был бессилен что-либо сделать. Самое ненавистное чувство.
Клаудия всегда умела вести только одну игру — уничтожение противника. Но если пытаться понять ее мотивы, то можно было натолкнуться на стену ее иррациональной ненависти и подлости ко всем вокруг. Она умна. Распустив слухи, она защитила себя — в случае ее смерти подозревать будут именно Роберта, и это если не брать в расчет их давний конфликт из-за якобы сворованных наработок. Однако Роберт тоже далеко не глуп. Он умел скрывать следы преступлений. Как минимум он мог все обставить как самоубийство или несчастный случай.
Тем же днем, перед выходом из дома, пряча револьвер в карман барсетки, он все же остановился на варианте самоубийства.
Насколько Роберт помнил, Клаудия жила на другом конце города в дорогом, отдаленном от шумной суеты доме. Жила одна, что еще больше упрощало задачу. Все должно было пойти по плану.
Роберт не стал заводить машину — это скомпрометировало бы его, — а пошел пешком, одетый в непривычную ему одежду — спортивный костюм и кепку. По приходу к месту назначения оказалось легко побудить Клаудию открыть дверь обычным звонком. Она шарахнулась в сторону при виде визитера, и это было на руку — Роберт беспрепятственно шагнул внутрь коридора.
Придать себе невозмутимый вид было легко. Роберт не без интереса огляделся. Он никогда не был в новом доме своей бывшей жены и понял сейчас, что это даже к лучшему — он вряд ли готов был вынести такой помпезный стиль больше одного часа.
— Что тебе нужно? — взяв себя в руки, Клаудия настороженно попятилась от Роберта.
Убить ее сразу было бы слишком просто. Роберт прошел в гостиную, словно не являлся непрошенным гостем.
— Что мне нужно? — повторил он, осматривая пышные хоромы. — Что нужно тебе — вот в чем вопрос. Обманом попадаешь в мой дом, ведешь тайную запись нашего разговора, распускаешь немыслимые слухи… Тебе есть что сказать по этому поводу?
Иногда злодейки умеют притворяться жертвой, и Клаудия тоже умела это делать, только сейчас не стала.
— Я приходила к тебе с очень хорошим, выгодным предложением. Ты отверг меня. Что еще ты хочешь услышать?
— Ты уже испортила мне жизнь однажды. Второго раза не будет.
С этими словами он достал из барсетки револьвер, взводя курок и направляя дуло в сторону мгновенно побледневшей Клаудии. Дернуться в сторону было бы ошибкой, и она просто замерла в оцепенении.
— Что ты хочешь от меня?.. — осторожность, с которой был задан вопрос, выдавал ее истинную натуру, хитро просчитывающую шаги наперед.
— Уже ничего. С тебя можно взять только одно — твою жизнь.
Ужасающие в своей сути слова рвались из него без особого усилия, словно он все время только и делал, что угрожал людям.