— Чуть больше, чем полгода назад ко мне обратилась Аманда Стенфилд — прихожанка местной церкви, — немного подумав, он начал с самых истоков. — Ее племянница Астрид — носитель весьма любопытного феномена. Аманда попросила меня избавиться от него, так как пастор не помог ей. Вы можете верить, а можете не верить, но на теле Астрид растут цветки. Их невозможно вживить под кожу в процессе какого бы то ни было эксперимента, в котором вы хотите меня обвинить. Они настоящие. Не смотрите на меня так, мистер Хопкинс. Сначала я тоже не поверил.
— Если это способ оправдать себя, то он очень глупый и, извините меня, бредовый, — следователь был хмурым, как бывает хмурым человек, которому пытаются вверить нечто сомнительное.
— Но это правда.
— И что же? Из девушки растут настоящие цветы?
— Цветки, — поправил Роберт. — На самом деле то, что я называю цветками, вплетено в нервную систему Астрид. Это не относится к царству растений в привычном нам понимании, это относится непосредственно к ее организму. В конце концов, вы поверите мне хотя бы потому, что сотрудники научно-исследовательского центра покажут вам результаты изучения феномена.
— Допустим даже если это так и вы не проводили никаких экспериментов над Астрид, то на вас все еще обвинения в угрозе жизни Клаудии Стайн.
— Думаю, мой случай требует нестандартного подхода. Во-первых, я просто хотел припугнуть ее. Во-вторых, она распускала о нас с Астрид грязные слухи и вдобавок обратилась в полицию, чтобы раскрыть явление, которое я так тщательно скрывал. Как итог — сейчас Астрид угрожает опасность. Она не перенесет такого давления со стороны научного сообщества. Только не сейчас.
— Не сейчас? — уточнил Отто, и Роберт подтвердил:
— Да, не сейчас, когда меня нет рядом с ней. Все должно было быть по-другому.
— Я не знаю, врете ли вы мне или говорите правду, но вы правы — результаты обследования все покажут. А пока я вынужден оставить вас здесь до получения нами первой информации из центра.
Робер развел руками.
— Валяйте.
Отто Хопкинс покинул помещение в явном смятении.
Все то время, что Роберт был один, он лихорадочно прокручивал в голове мысли о том, где он мог ошибиться, и получалось так, что ошибся он везде. Он должен был либо принять предложение Клаудии о совместной работе во избежание вот таких последствий, либо убить ее сразу же. Это была бы не первая его кровь и, если надо, не последняя, но загвоздка в том, что это «если надо» теперь потеряло свою необходимость. Роберта почти что прижали к стене: он на мушке, под наблюдением следствия. Не мог же он убить их всех, в конце концов.
А еще Роберт думал об Астрид. Беспрестанно. Какой будет их жизнь теперь? Ему грезилось, что они стоят с Астрид на пьедестале вечной славы, держась за руки; грезилось, как они вдвоем изменят мир, внесут краски в бытие, полное банальности; грезилось, наконец, как наедине ото всех они предавались ласкам и нежностям. Последнее все еще было возможным, но уже без того вкуса триумфа, который заставил бы их сердца биться чаще и в унисон. Астрид обязательно приняла бы его в новой роли. Обязательно.
Что с ней сейчас? Как много иголок погрузилось в ее вены и как много с нее сорвали этого лепесточного великолепия?
Роберт как раз обдумывал все свои претензии к следствию, когда в допросную снова вошел Отто Хопкинс с новостью.
— Мы отпускаем вас, мистер Эндрюс. Вы должны будете явиться в суд, чтобы вам вынесли вердикт в виде штрафа и поставили запрет на приближение к Клаудии Стайн.
— Что с Астрид? — Роберта волновало только одно.
Следователь вздохнул и сел за стол, сомкнув руки в замок.
— Результаты пришли. Вы оказались правы. Не знаю как, но правы.
— Ее должны немедленно отпустить. Она не лабораторная мышь.
— Боюсь, вам нужно говорить непосредственно с научно-исследовательским центром.
— Что за чушь? Вы, как вершитель чертового правосудия, должны что-нибудь предпринять. Астрид человек, у нее есть права. Никто в здравом уме не хочет находиться там, где находится сейчас она. Или вы ждете, чтобы я подал в суд на вас и на Центр в том числе? На вас — за бездействие, на них — за насильное удерживание человека в стенах лаборатории.
— Понимаете, мистер Эндрюс, пока что мы не знаем, что сейчас делают с Астрид…
— Так узнайте же! — Роберт взорвался, на его лице заиграли желваки. — Если я пойму, что ей причинили вред, я сотру с лица земли вашу полицейскую конторку и тщеславных ублюдков, которые посмели тронуть Астрид своими руками.