— Мне кажется, вам стоит успокоиться и не горячиться.
— Я не успокоюсь, пока Астрид не будет в поле моего зрения.
Должно быть, слова Роберта все же возымели какой-никакой эффект, раз следователь понял, где его ошибка.
— Давайте поступим так: вы поедите туда сами, а в случае несговорчивости персонала из Центра можете рассчитывать на поддержку полиции. А в целом, вы свободны. Главное явитесь в суд. Мы пришлем вам повестку.
Благодарить было особо не за что, поэтому Роберт просто встал из-за стола и покинул допросную.
Никто не собирался подвозить его до дома, и он пошел пешком. Голова начинала медленно, но верно проветриваться, хотя общего разбитого состояния это не отменяло.
Он обязан был явиться в научно-исследовательский центр и отвоевать Астрид. Так он и сделает, когда дома приведет себя в порядок — в таком виде, в каком он пребывал сейчас, он не внушал страха и трепета.
Дома Роберт принял душ, после чего надел брюки, рубашку и пиджак. Он уже знал, что скажет им — его слова будут аргументированы, весомы, и никто не станет спорить с ним, потому что все, что он несет — это правду и справедливость.
Заведя машину, он поехал в научно-исследовательский центр. По-хорошему, ему не следовало садиться за руль в таком взвинченном состоянии, но нетерпеливость подгоняла его: скорее увидеть Астрид означало бы конец его душевным терзаниям. Конечно, он мог поступить иначе. Он мог воспользоваться ситуацией и дать ученым изучить Астрид — вдруг они обнаружат что-то еще? — а потом подать на них в суд — так, на всякий случай, для поддержания репутации в глазах самой Астрид. Но он не был таким человеком. Его бросало в дрожь при мысли, что Астрид пробудет там хотя бы еще один день.
Центр находился в обособленном от цивилизации месте, расположившись на окраине города за высоким забором облагороженного вездесущими клумбами участка.
Роберт оставил машину возле ворот, а сам прошел через них, стараясь побороть зуд волнения.
Очевидно, у Центра не имелось недоброжелателей, раз на входе не стояло охраны. Зато она стояла в коридорах, по двум сторонам видневшихся из большого главного холла. Роберт беспрепятственно прошел к стойке информации. За ней сидела кудрявая женщина лет тридцати пяти, на позолоченном бейджике было написано: «Бетта».
Увидев Роберта, она подняла взгляд, отвлекшись от бумаг на ее столе.
— Здравствуйте. По какому вопросу?
— Здесь наблюдается моя дочь, Астрид Стенфилд. Я пришел забрать ее.
Умение быть кратким всегда внушает собеседнику уверенность твоих намерений. Только оно почему-то не повиляло на Бетту.
— Вы Роберт Эндрюс? — уточнила она равнодушно.
Роберт кивнул.
— Да.
— Извините, но я ничем не могу вам помочь.
Более банального ответа Роберт никогда не слышал и тем не менее задал банальный вопрос:
— Что это значит?
— Это значит, что я могу позвать профессора и он вам все объяснит. Остальное — вне моих компетенций.
Роберт растерялся, поскольку не ожидал, что ему упростят задачу.
— Да, позовите, — ответил он.
Ждать пришлось прилично — около двадцати минут, которые Роберт провел, сидя на скамейке возле входа. Развернуться и уйти означало бы сдаться, поэтому он оставался на месте, рассматривая многочисленные плакаты с достижениями Центра, висевшие на оранжевых стенах.
Когда Роберт был уже вне себя от нетерпения, в холл, наконец, вышел одетый в медицинский костюм и халат пожилой мужчина с расчерченным глубокими морщинами лицом и направился в сторону Роберта. Тот встал со скамейки, готовый к конструктивному диалогу. Он надеялся, что к конструктивному.
Поравнявшись, они посмотрели друг на другу достаточно холодно.
— Роберт Эндрюс? — спросил мужчина.
— Да.
— Я Беркли Клай. Мне сказали про цель вашего визита. Извините, но мы не можем отпустить Астрид, — прежде, чем Роберт горячо возразил бы, профессор сделал останавливающий жест рукой. — Видите ли, в чем дело. То, что из себя представляет Астрид — настоящее чудо. Но оно может быть опасно для окружающих. Мы еще ничего не знаем и…
— Да, — согласился Роберт, — мы почти ничего об этом еще не знаем, а вы уже хотите запереть Астрид как лабораторную зверушку.
Беркли Клай оставался спокойным.
— Вам ли, как ученому, не знать, что лучше всегда быть начеку?
— Это не тот случай. Речь идет о моей приемной дочери, и она является человеком со всеми прилагающимися правами. Удерживать ее здесь — преступление.
— Я еще раз повторяю, — с нажимом произнес профессор, — ее особенность может оказаться болезнью и быть опасна для других.