«Хоботов, это мелко!»
Допускаю, что я в этих оценках что-то притягиваю, но у меня же предубеждение (см. выше), мне можно )))
Идём дальше. Допрос обвинителем свидетельницы в зале суда. Вот здесь автор мне уже, не стесняясь, подсказывает, как дόлжно относиться к персонажу, т.е. гособвинителю Грызловой.
«– На допросе свидетельница по-другому говорила, – Грызлова медленно и с удовольствием впрыскивала яд»
«Инквизиторша, ну правда ведь – инквизиторша.»
Вторая цитата при этом по форме повествования не может быть внутренней репликой никого из персонажей. Выходит, это авторский текст. На чьей стороне симпатии автора сомнений никаких. Однако, эмоциональность реплики такова, что, того и гляди, из этого авторского голоса может образоваться фигура повествователя. Надо понаблюдать. Что я здесь хочу воскликнуть?Я не люблю, когда мне подсказывают. Я хочу героев воспринимать как есть. Но и автор ведь имеет право симпатизировать (или наоборот, как в данном случае) своему персонажу. Конечно, имеет – мы же не звери. Но я, как читатель, все равно против! Пусть автор свою симпатию выражает как-то иначе. А мне характеризовать персонажа дополнительно не надо. Извольте показать, а выводы я сделаю сам! Хотя, в конце концов, если автор очень хочет, чтобы у читателя сложилось представление о персонаже (и отношение к нему) ещё более такое же, то, возможно, так и надо. Любая неоднозначная трактовка тогда зло. А полифонию ко всем чертям! Чёрное должно быть черным. Полутона – если только померещились или краска выцвела.
Да, суть художественного замысла пока не ясна – можно только догадываться. Осмелюсь здесь заметить, что слишком однозначные сюжеты для художественной литературы… Хм… Может лучше нонфик. Вообще это больше напоминает стиль судебного решения, или приговора, если угодно. Что ж, в качестве замысла может сгодиться – посмотрим, как исполнено.
«– Здесь не нужно быть экспертом в эмпатии.»
Ну это просто в копилку неуклюжестей в диалогах.
Опять «кеды для бега» уже у другого персонажа. Начинаю подозревать, что автор сторонник т.н. barefoot running и таким изощренным способом исподволь продвигает эту идеологию. По мне, так кеды для бега – чистый курьёз и совершенно лишняя смысловая зацепка. В нашей стране бег довольно популярен, и читатель скорее всего будет спотыкаться об эти кеды и отвлекаться. Вряд ли это согласуется с худ. замыслом.
Но в целом глава «Руцкой», где автор нас знакомит с судебным журналистом, производит приятное впечатление. Пунктирно отмеченные следы личной жизни без лишних деталей, но вместе с тем индивидуальность прохватывается. Даже неожиданно резковатая в репликах дочь осуждённого Шпака не портит повествовательную ткань этой главы. Предположу, что эти персонажи автору ближе. А возможно, он считает их более человекоподобными, более человечными. Здесь поэтичное расставание Олега с бывшей, хоть и на фудкорте, но под аккомпанемент Лорда Байрона.
На мой вкус многовато фамилии в тексте главы. Она не слишком распространенная, к тому же имеет исторические коннотации. В общем, частое упоминание перетягивает на себя фокус восприятия. Мне это мешало.
Надо ещё понаблюдать, чтобы определить, что это: особый прием или особенность художественного зрения автора, когда часть персонажей рисуется шаржами, тогда как другая вполне живописна.
Вот в следующей «Филантроп» передо мной опять карикатура. Интересно, бывает такое, что художник пишет живописное полотно, а выходит карикатура? Осознает ли он себя карикатуристом или все ещё мнит живописцем? В данном случае, полагаю, автор выступает карикатуристом вполне осознанно. Предположу подражание С.-Щедрину. Вот только я не готов был к карикатуре, но ожидал нечто реалистичное, почти документальное, от которого в предисловии пришлось даже открещиваться, дескать, художественный вымысел. Я не хочу карикатурности, тем более избирательной. Часть персонажей изображаются человеками. А другие – злобными троллями. Ну хорошо, не троллями даже, а набором каких-то клишированных представлений. Причем без особых изысков в части индивидуальности (то ли лень, то ли «много чести»). В результате на месте каждого такого персонажа тошнотворный дженерик. Это что, жанр такой? Симпатия, на мой взгляд, не должна перерастать в тенденциозность. Ну или ладно пусть, изредка. Но здесь уже какие-то крайние формы.
Об авторе.
Странно, что в этом месте – ведь это ещё не конец. В начале упустил – пусть здесь. Надо пару слов обязательно. Автор, слава богу, жив здоров, так что «только хорошее» не катит. То есть можно и всякое. Сергей Лебеденко не только пишет, но и преподаёт. Преподаёт как раз т.н. креативное письмо (i. e. creative writing). На всякий случай, образовательная дисциплина, изучающая правила создания литературных произведений, в первую очередь, художественных.