— Отправляются через полчаса. Я устрою тебе место, а пока пойду оденусь.
Капитан скрылся за дверью блиндажа. Михалыч кивнул головой: вот видишь, все устроилось, и сейчас ты отправишься в Ленинград. Тут из блиндажа вышел капитан в новом овчинном полушубке и шапке-ушанке. Под мышкой у него торчали две буханки черного хлеба, а в руках были какие-то свертки.
Протянув все это Пете, он сказал:
— Тебе в дорогу — сахар, немного сала, хлеб.
Петя попытался отказаться, но на него тут же набросился Михалыч: бери, мол, дают от чистого сердца, да и голод в Ленинграде, все пригодится. Мальчик снял из-за спины свою котомку, бережно сложил туда все это богатство, и они втроем направились к месту формирования колонны автомашин.
Вот уже полчаса Петя трясется в кабине латаного-перелатаного «ЗИСа», за которым по небыстрым, лесным дорогам тянется еще десяток таких же видавших виды грузовиков их колонны. За рулем Петиной машины сидел дородный, усатый дядька. Он изредка с усмешкой поглядывает на мальчика, борющегося со сном, которого капитан представил ему как особо ценный груз. За доставку его он отвечает головой. Однообразная лесная дорога и ритмичное урчание мотора окончательно убаюкали Петю, и вскоре он спал мертвецким сном.
Мальчик не видел и не слышал, как на их колонну при выезде из леса напала четверка фашистских «мессеров».
Здесь, на открытой местности, они, словно стервятники, поджидали свои жертвы, налетев на них с разных сторон. Самолеты на бреющем полете гонялись за беззащитными машинами, неистово строча из пулеметов. Три огромных пылающих костра оставила за собой колонна. Остальные машины спасла пара краснозвездных истребителей. Они с ходу ринулись в бой, и вот один из «мессеров» задымил, резко снизился и вскоре грохнулся на снежное поле, подняв в воздух стену черной земли. Другие «мессеры» метнулись в разные стороны, а пара «ястребков», послав колонне покачиванием крыльев победный привет, умчалась в сторону Ленинграда. Не видел этого Петя. Не видел он и своего водителя, потного и разъяренного от своей беспомощности, вцепившегося мертвой хваткой в «баранку», который то резко тормозил своим расстрелянным во многих местах грузовиком, то резко бросал его на всей скорости вперед, грозя кулаком пролетавшим у самой земли фашистам. Не разбудила Петю эта дьявольская гонка. Не будил своего пассажира и этот усатый дядька, так как понимал, что происходящее здесь не для детской души. Он знал взрослых, которые после таких сумасшедших гонок становились на какое-то время психически неполноценными людьми. Нет, не для детей эта проклятая война, думал усатый шофер, объезжая очередную рытвину.
Дома улицы разобрали на дрова
Проснулся Петя, когда машина проезжала около высокого кирпичного забора. Он протер глаза, удивленно покачал головой и вопросительно взглянул на шофера. Тот усмехнулся и восхищенно произнес:
— Ну и спать же ты горазд, хлопчик. Сестрорецк. Завод Воскова проезжаем.
«Так на этом заводе Николай Кузьмин когда-то работал. И невеста его здесь живет», — промелькнуло у Пети. Он схватил котомку, лежавшую в его ногах, вцепился рукой в «баранку» и твердым голосом произнес:
— Я выхожу. Мне обязательно надо здесь выйти.
Нужно сказать, что здесь Петя, как разведчик, несколько отступил от данных ему Особым отделом фронта инструкций. Для него было выработано такое правило: после выхода из тыла противника на передовой его должен встречать кто-нибудь из сотрудников Особого отдела. Чаще всего это был Ковалдин. Если по какой-либо причине такая встреча не смогла состояться, то он должен добираться до Особого отдела самостоятельно, не вступая при этом ни с кем в контакты. И до этого он строго руководствовался этим положением. Но в это, уже десятое его возвращение из вражеского тыла он оказался совсем в необычной ситуации. Положения инструкции вступили в противоречие с просьбой его расстрелянных друзей. И он не мог не выполнить их предсмертную просьбу, не мог не рассказать как можно быстрее родным и близким об их трагической судьбе. Ведь он дал им слово там, в фашистской неволе, перед побегом из тюрьмы, который устроили ему его друзья-смертники, и данное им слово он хотел выполнить сейчас, не откладывая на какое-то другое время. Он оказался в Сестрорецке, где жила невеста его командира. И в мозгу мальчика-разведчика, привыкшего решать и делать все быстро и оперативно, созрело решение: посетить Тамару Петерсон, потом родных Вани Голубцова, а затем отправиться в Особый отдел фронта. Это было против установленных правил, но он решил, что руководство Особого отдела его поймет правильно и не будет осуждать за проявленную им инициативу.