— Господи, Креймер, слышал бы ты, какую чушь несёшь! Нет, это невозможно!.. — он вновь расхохотался, прикрывая ладонью лоб; Чес зло на него поглядывал и малость дулся; впрочем, неизменным осталось положение их рук — всё также сцеплены вместе.
— Вот, Джон, всегда ты мог смеяться над самым искренним, что я когда-либо говорил! Иди в жопу, придурок! — водитель, недовольно сопя, отвернулся; уж лучше смотреть в грязное, с едва различимым очертаниями луны небо, чем на усмехающееся над его правдой лицо. Смех скоро прекратился, ладонь сжалась сильнее.
— Да ладно-ладно, Чес, не злись, как сентиментальная барышня! — его пальцы как-то ласково касались ладони. Креймер даже задержал дыхание и напрягся.
— Думаешь, я ничего не вижу? Я всё прекрасно вижу! Но, кажется, мы, двое взрослых мужчин, разыгрываем глупую комедию, не считаешь? — Чес выдохнул, покачал головой и не мог не согласиться. — Лежим тут вдвоём, ночью, без машины, раненые, почти без глаз… кстати, тебе бы его промыть не помешало. Кажется, в моём ящике должно быть что-то около бутылки воды… потом посмотрю. Так вот, лежим мы тут с тобой и разговариваем о всяком бреде. Причём, бред этот явно не отличается от тех сентиментальных пустяков, имеющих место быть в твоей идеальной ночи…
— Не в моей, а в книжной, — тихо поправил Чес, ещё будучи немного угрюмым. Константин беззаботно глянул на него, а потом, привстав на локтях, чуть приблизился к нему; Креймер заметно напрягся, имея возможность рассмотреть лицо напарника вблизи: оно выражало нечто новое, невиданное им прежде. Это его и пугало… всякая перемена в лице повелителя тьмы есть начало чему-то новому — это его водитель понял давно и на довольных неприятных примерах. Но что на этот раз?
— Один раз живём, Джон, поэтому я давно хотел спросить… ну, как давно — с сегодняшней ночи. И, знаешь, я спрошу, — вывалил Чес кучу несвязного бреда; собеседник смотрел на него весьма внимательно и спокойно, даже малость насмешливо.
— Спрашивай.
— Вздор, Джон! — Креймер потряс головой и безумно усмехнулся. — Однако я чувствую, что если не сегодня, то никогда. И да: разрешаю тебе после моего вопроса хорошенько шандарахнуть меня головой о то же самое дерево. И, представь себе, я волнуюсь? Чувствуешь, как дрожит ладонь? Ей-богу, как старшеклассница, признающаяся в любви!
— О, вот за последнее расцеловать тебя готов, — ухмыльнулся Джон. — Самокритика — тоже хорошее дело. Ну, так чего у тебя там? И давай, пожалуйста, быстрее: моё хорошо согревающее пальто пожертвовано для тебя драгоценного. И почему нельзя спросить после? А, или ты балдеешь от атмосферы!.. Тогда всё ясно… — он наигранно свёл брови на переносице и понимающе закивал; Чес специально сжал его ладонь до боли (хотя её навряд ли Константин почувствовал), а после ответил:
— Господи, Джон, можно я тебе потом врежу? Пожалуйста. Это справедливое желание!
— Можно, — ядовито улыбаясь, говорил повелитель тьмы, а сам уже с минуты на минуту готов был рассмеяться. Креймер, с мольбой о некотором количестве терпения в размере десяти тысяч штук (ну, или полторы тонны — как и в чём измеряется нынче терпение, никто не знает?), вскинул глаза к небу, после вновь глянул на собеседника и устало вздохнул. Ну, хотя бы у него есть возможность после выздоровления хорошенько этому говнюку уе…
— Джон, что значило то, что ты мне сказал, когда мы расставались с тобой около машины? Ну, я про шёпот… — Чес не хотел, но кровь прилила к щекам — и, блин, с какого хера, спрашивается? Константин оставался спокоен и даже улыбнулся; парень пристально на него смотрел.
— Ты знаешь, в разговорах с тобой я редко использую двусмысленные фразы. Поэтому и эти мои слова не что иное, как правда. Правда в самом прямом её значении, — он даже флегматично пожал плечами, словно для него это было как дважды два четыре. Только вот для Чеса это было пока что-то из высшей математики…
— То есть ты?.. — заткнулся; слово застряло в горле, в промежутке ещё сопротивляющегося отрицания — естественно не верилось. Креймер запнулся и почувствовал себя ещё более неловко, чем если бы сказал; он отчётливо видел совершенно спокойный, даже равнодушный взгляд Константина и поражался его пофигизму в такой ситуации. Лично у него весь мир перевернулся с ног на голову; точнее, когда-то в себе он такое подозревал. Но подозревать — не значит знать точно. И уж Креймер тем более не знал…
— Договори, Чес, лучше договори. Разве это что-нибудь сложное? — насмешливо вскинул бровь Джон, и уголок его рта дёрнулся в сторону; Креймер позабыл подобрать челюсть. Между тем ветер гулко завыл, и он по привычке вздрогнул, бегло оглянувшись вокруг себя; воспоминания прошедшего ещё не уходили на задний план, а вой ветра отчётливо напомнил вой демона… «Чёрт, вся атмосферность сбилась!» — вновь обернувшись к Джону, подумал водитель и как-то глупо улыбнулся.
— Верно, мне глупо спрашивать, что именно я должен договорить?
— Очень! — закатив глаза кверху, промычал Константин. Чес ощутил ещё больший стыд; хотя, по сути, это было каким-то автоматическим, принуждённым стыдом: на деле же стало как-то хорошо-хорошо и даже прекрасно, что уже казалось странным для его жизни и вечного отсутствия какого-нибудь намёка на счастье. Креймер ощутил ещё не остывший адреналин в крови после погони от демона, поэтому, усмехнувшись, про себя заметил, что было бы неплохо воспользоваться им и смело сказать всё как на духу. Так вот, значит, чем хорош экшн…
— То есть, Джон, ты действительно… любишь меня? — адресат лишь тихо улыбнулся — неизведанное до сих пор покорность отразилось в его улыбке — и молча прилёг на спину, беспечно смотря в весьма «живописное» небо.
— Блин, Джон, что за игнор? — живо спросил Креймер, будучи недовольным тем, что его вселенские усилия потрачены зря. А Константин лишь лежал и улыбался.
— Слушай, я, конечно, понимаю, что повелителям тьмы в порядке вещей игнорировать своих верных водителей, но, всё-таки, с какого ты молчишь в такой важный момент? Или что, я должен понять всё из твоего крайне красноречивого прекрасного взгляда? — водитель не стал дожидаться ответа и осторожно привстал, упираясь одной здоровой рукой; потом, сидя, развернулся, подполз к Джону и навис над ним, вперив пристальный требовательный взгляд в тёмные насмешливые глаза. Константин спокойно оглядывал его; Чес искренне не понимал, что происходит: то ли его жестоко обманывают и напарник сейчас разрядится хохотом, то ли это слишком явная истина, которую он сам, дурачок этакий, не понимал. Видимо, все эти вопросы и вся эта борьба отразились на его лице; улыбка Джона увеличивалась пропорционально тому, что понимал (не понимал) его водитель. В итоге Чес просто-напросто запутался и, не меняя своего положения, умоляюще смотрел на него, словно пытаясь сказать, что он, как и всегда, нуждается в объяснении. В объяснении самого простого, что только может быть. Но Креймер никогда этого не знал и не понимал; может, повелитель тьмы будет его первым учителем?